Моя милиция - Хайдар Халикович Яхъяев

— Вижу, правда глаза колет! И не кричите на меня!

— Я не кричу, — сказал Рахим уже спокойнее. — Но ведь это неправда, что нам с тобой не хватает на жизнь.

— Нет, вы кричите, — всхлипнула Мунис. — И на кого? На жену, которая, едва лишь заслышит ваши шаги, бежит навстречу. Кто вас обстирывает? Кто ухаживает за вами? А вы — кричать. За что, спрашивается? За то, что попросила колечко. Конечно, вам куда выгоднее, если жена будет ходить вот в таких побрякушках.

Мунисхон сорвала с пальца кольцо и швырнула его.

— Довольно! — кричала Мунис сквозь слезы. — Кончилось мое терпение. Ухожу! Мама права — надо это делать пока не поздно. Ухожу!

И она громко разрыдалась.

Как всегда при виде слез жены, Рахим растерялся. Он пытался успокоить, утешить ее. Но Мунис ничего и слушать не хотела.

На работу Рахим ушел подавленный. Из института несколько раз звонил домой. Мунисхон не подходила к телефону.

В те дни в лаборатории проводились химические анализы нового препарата против вилта[4]. Опыты ставились под непосредственным руководством Рахима Саидова. Результаты этих опытов все ждали с нетерпением. Если они будут положительными — наука обогатится новым ценным вкладом. Урожайность хлопчатника значительно возрастет. От Рахима как от руководителя требовалась полная отдача. А он, как назло, без конца возвращался мыслями к их утренней ссоре.

От внимания сослуживцев не укрылось то, что Рахим был сегодня необычно рассеян. В обеденный перерыв к нему подошел заведующий лабораторией Хафиз Абдуллаев, бывший однокурсник Рахима.

— Что, опять поскандалили? — спросил он.

— Да. Кажется, действительно нет иного выхода — придется нам расстаться...

— Тебе виднее, — сказал Хафиз, подумав. — Только познать душу женщины — тоже великая наука. Это тебе не какой-то там вилт.

После работы Рахим зашел в ювелирный магазин. Перстней, подобных тому, о каком просила Мунисхон, не оказалось. Продавец, молодой симпатичный парень, поинтересовался:

— Хотите кольцо выбрать?

— Да. Но чтобы глазок был рубиновый...

Продавец усмехнулся.

— У нас таких давно уже не было. — Однако заметив, что покупатель огорчился, он, подумав, добавил: — Подождите минуту! — и исчез в подсобном помещении.

Через некоторое время продавец принес черную бархатную коробочку, в ней оказался перстень с тремя маленькими бриллиантами.

— Самое лучшее, что у нас имеется. И модно, и красиво.

Кольцо действительно было великолепное, тонкой работы.

— И почем?

— Двести шестьдесят семь рублей.

Руки Рахима, державшие бархатную коробочку, стали влажными. Да это же его месячная зарплата. Он возвратил кольцо.

— Хорошее, слов нет.

— Значит, берете?

Рахим задумался. А что, если перехватить у кого-нибудь нужную сумму. Зато как будет счастлива Мунис!

— До которого часа работаете? — спросил он.

— Через полчаса закроем. Если при вас нет денег, — парень улыбнулся обнажив золотые зубы, — припрячу до завтра. Такой подарок — радость для женщины.

— Да, конечно, — рассеянно кивнул Рахим и вышел.

Может быть, позвонить Хафизу? У него всегда есть деньги. Он, кажется, копит на автомобиль? Уж, наверное, выручит друга.

Разыскав телефон-автомат, набрал номер Абдуллаева.

— Что за разговор, конечно, одолжу, — сказал Хафиз, как только услышал просьбу.

— Минут через двадцать буду у тебя! — радостно закричал Рахим в трубку.

Спустя час он вышел из такси напротив семиэтажного дома по улице Энгельса. В одной руке портфель, в другой — торт «Пахта», который обожала Мунисхон. Лицо его светилось радостью. Не дожидаясь лифта, Рахим взбежал на четвертый этаж. Нажал кнопку звонка. У него был свой ключ, но ему нравилось, когда дверь открывала Мунисхон. Вот сейчас она выйдет и по его виду поймет, что он все забыл, что он не сердится, что...

Он позвонил еще раз.

За дверью было тихо. «Может, спит? Устает, бедняжка. И работа, и домашние хлопоты...» Он поставил портфель на площадку и вынул из кармана ключ.

— Мунис! Мунисхон! — позвал он, войдя в квартиру.

Жены не было. Рахим расстроился. Тяжело опустился на стул. Куда она могла пойти? Не в Коканд же уехала? Не глупая, чтобы из-за пустячной ссоры оставлять мужа. Может, у кого-нибудь из подруг? В последнее время она часто в разговорах упоминала имя Каримы. Карима вместе с ней окончила институт иностранных языков. Преподает в техникуме. Как же ее фамилия? Кажется, Кадырова. Ага, Карима Кадырова. Рахим бросился в гостиную, схватил телефонную книгу. Полистал. Слава богу, у нее есть телефон. Поднял трубку, но тут же раздумал звонить. А если у Каримы ее нет? Он окажется в неловком положении. Такое уже случалось. Однажды Рахим разыскивал Мунисхон, обзванивая всех подруг, а жена в это время, оказывается, прогуливалась по улице. На второй день подруги, разумеется, не преминули заметить Мунис, что муж ей, видно, не доверяет... Вечером они из-за этого поскандалили.

Он положил трубку, вошел в спальню. Постель не убрана. На бархатном пуфе возле трюмо лежит небрежно брошенная ночная рубашка. Пестрые коробочки, баночки, склянки на тумбочке зеркала — в беспорядке. На ковер просыпана пудра. Значит, куда-то собиралась, прихорашивалась. Причем, видимо, торопилась. Он вспомнил про фальшивый перстень, закатившийся утром под кровать. Нагнулся, чтобы достать. Перстня не было. Надела. Куда же она отправилась?

Рахим вернулся на кухню, вскипятил чай. Есть не хотелось. Выпил зеленого крепкого чая и стал просматривать свежие газеты. Но даже чтение не могло его отвлечь от тягостных мыслей. Прошло более часа...

Что же делать? Где она может быть так поздно? Уже одиннадцать. Беспокойство в нем росло. Хоть бы позвонила. Некоторое время Рахим неподвижно сидел у телефона, затем решил выйти на улицу.

Не спеша направился по улице Энгельса в сторону сквера Революции. Навстречу шли редкие прохожие. Он несколько раз прошелся по скверу, вглядываясь в прогуливающихся по аллеям людей. Нет, Мунисхон не было, ни одной, ни с подругами. Он поспешил домой, в уголке души теплилась надежда — а вдруг она уже вернулась. Квартира показалась опустевшей — Мунис не пришла. Он пересилил в себе чувство неловкости и позвонил Кариме.

— Нет. Ее нет у меня, — раздался недовольный сонный голос.

Ему вспомнились слова Мунис, брошенные утром сгоряча: «Мама права, надо уходить, пока не поздно...» «Неужели ушла? Но тогда она бы взяла свои вещи». Он распахнул шифоньер. Чемоданы стояли на месте. А может, в порыве гнева ушла, ничего не взяв? Но куда?

Он опять схватился за телефонную трубку.