Моя милиция - Хайдар Халикович Яхъяев

— Кому?

— Коллеге, заведующему лабораторией института Хафизу Абдуллаеву. Просил взаймы денег. Они встретились у подъезда. Взяв деньги, он на той же машине поехал обратно. Но не успел — магазин закрыли. В половине девятого соседи видели его возвращающимся домой с большим черным портфелем и коробкой с тортом. Ночью он несколько раз выходил на улицу. Утром лейтенант Султанов застал его в весьма подавленном состоянии. Да, ночью, часа в четыре, звонил в Коканд и разговаривал с тестем — справлялся, не приехала ли к ним дочь.

— Беседовали с его коллегой?

— Да. По его словам, между мужем и женой нередко происходили ссоры. Вчера утром пришел на работу расстроенный. Оказалось, опять поссорились. Признался, что наконец решил развестись... Соседи тоже подтвердили, что они жили в последнее время недружно. Были случаи, что Саидова выезжала в Коканд к родителям. По прошествии трех-четырех дней ее, как правило, обратно привозил отец. О матери мнение соседей весьма сдержанное. Бывая у молодых, она всякий раз заходила к соседям, осуждала зятя и выгораживала дочь. Жаловалась, что ее дочери не посчастливилось, что ей нужен был муж, который хорошо зарабатывает...

— Сколько получает Саидов?

— Двести шестьдесят.

— А какой оклад был у жены?

— Девяносто восемь рублей.

— Дети есть?

— Она не хотела иметь детей.

— Украшения на ней свои?

— Они совсем новые и скорее всего — ее. Но на какие деньги приобретены — пока загадка.

— По этому адресу живут давно?

— Я побывал в домоуправлении. Эту квартиру Саидову выделил институт. В шестьдесят девятом году. Вселились, как только был отстроен дом. До этого жили у родителей Саидова. Улица Большая Мирабадская, дом три. У Саидова, кроме матери и отца, есть младшая сестра. Еще не замужем. Отец, Саид Мухаммедов, до пенсии работал на текстильном комбинате. Был начальником цеха. Мать, Рахима Мухаммедова, преподает в начальных классах школы. Она же устроила невестку в свою школу. Но Саидова проработала здесь всего полгода. Сестра Саидова учится на четвертом курсе в ТашГУ.

— Анварджан, вы, кажется, говорили, что застали Саидова в помятой одежде, и высказали предположение, что он на ночь не раздевался, — обратился капитан Алиев к своему заместителю.

— Да, Сабир Алиевич. Он не ложился, это ясно.

— И что вы думаете по этому поводу?

— Он разыскивал ночью жену. Обзванивал знакомых и в Коканд позвонил. — Султанов усмехнулся. — Странный у него тесть. Сказал, что если дочь приедет, то прогонит ее обратно.

— Наверно, добрый и справедливый человек, — заметил капитан.

— Скорее всего, хорошо знает свою дочь! Да, между прочим, у Саидова на буфете стоял поднос с распечатанной бутылкой «Плиски». Наверное, вечером она была дома. Представим себе: Саидов пришел с работы, жены дома нет. Он ждет, нервничает, пьет коньяк, пьянеет. Она приходит поздно, и... происходит ссора.

— Почему вы уверены, что должна произойти ссора? — спросил капитан Алиев, хмуря брови.

— А как же? — удивился лейтенант Султанов. — Кто не станет ссориться с женой, возвратившейся поздно невесть откуда? К тому же утром они уже повздорили, Саидов даже решил с ней развестись.

— Но почему она направилась именно на Чорсу? — спросил капитан. — Кроме того, нам не известно, был Саидов с ней или нет. Да, вот еще некоторые дополнительные детали, — капитан показал присутствующим обломанные ветви райхона, вызвал секретаря и вручил ей: — Отдайте на анализ.

Девушка кивнула и удалилась.

— Сигарету проверили? — спросил капитан.

— Да, но отпечатки на ней не совпадают с отпечатками, обнаруженными на окурке, который подобрали на месте преступления, — сказал лейтенант Султанов и, помолчав, добавил: — Товарищ капитан, необходимо допросить Саидова.

— Он не убежит, — сказал капитан твердо. — Итак, чем мы в данный момент располагаем?

Совещание длилось долго. За окном густели сумерки. Пришлось включить свет. В кабинет заглянула секретарь и попросила отпустить ее домой. Алиев кивнул.

Выходит, за один день узнали не так-то мало. Собраны сведения о жизни пострадавшей. Известно, что из себя представляет ее муж Рахим Саидов. Но многое еще осталось неясным. Кто бы ни был преступник, операцию он провел со знанием дела — не оставил приметного следа. Но где-то преступник, конечно, себя проявит. Обязательно проявит.

— Сделаем так, — сказал капитан Алиев и, постукивая карандашом, поднялся с места. — Завтра надо повидаться с теми жителями махалли Чорсу, которые приходят к первому рейсу трамвая. Надо со всеми поговорить. Кто это возьмет на себя?

— Я займусь этим, — сказал старший лейтенант Рузиев.

— А вы, Анварджан, в таком случае, поинтересуйтесь близкими знакомыми и подругами Саидовой, — сказал капитан Алиев.

Султанов и Рузиев ушли.

Капитан постоял, опершись о край стола руками, разглядывая цепочку знаков, нанесенных на бумагу, — будто хотел прочитать неведомые миру письмена. Потом опустился в кресло и взял телефонную трубку. Он собирался предупредить жену, что задерживается, но раздумал и набрал другой номер.

— Алло, мне товарища полковника!

— Товарищ полковник на приеме у министра, — ответил женский голос.

Вдруг дверь отворилась и появился лейтенант Султанов. Капитан положил трубку.

— В чем дело?

— Товарищ капитан, там вас какая-то женщина спрашивает. Говорит, по важному делу. А со мной отказывается разговаривать.

— Пригласите, пусть войдет.

Это была дворничиха с Чорсу.

— А-а, заходите, заходите!

— Здравствуйте, братец! Вспомнила я! — выпалила женщина с порога. — Я ее раза два с мужчиной видела.

— Что за мужчина? Каков он из себя?

— Среднего роста, такой же интересный, ей под стать. Чернобровый, черноглазый. В руках большой черный портфель.

— Не этот? — лейтенант Султанов показал ей фотографию Рахима Саидова, которого ему удалось сфотографировать утром, когда тот открывал дверь.

— Похож, — проговорила женщина, поглаживая щеку, — но кто знает... Боюсь ошибиться. Если б самого увидела, может, узнала бы...

— С черным портфелем, говорите? — спросил капитан.

— Да, здоровенный такой черный портфель...

Алиев и Султанов переглянулись.

4.

Взошло солнце. Комната наполнилась теплым золотистым светом. Рахим Саидов недвижно сидел, уставясь в одну точку. В опущенной руке, почти касающейся пола, была сигарета, о которой он, видимо, забыл — ни разу не затянулся. Сколько времени прошло с той минуты, когда ему принесли черную весть? Час, два или вечность? Дрожь в теле унялась, и он почти физически ощутил, как к нему постепенно возвращаются