Земляки - Павел Александрович Гельбак

сожаления. Революционная Россия ждет от съезда ответа на многие вопросы. Среди делегатов, к счастью, не только большевики, но и представители других революционных партий. Делегаты левых эсеров хотят выяснить, почему стоящие у власти большевики поставили на колени перед немцами народы России.

— Солдаты бронедивизиона, — с пафосом возобновил прерванное выступление Беретти, — хотят знать, против кого они поведут свои боевые машины. Чехословаки, взятые в плен русской армией, желали вместе с нами воевать против немцев. Для этого мы с ними поделились оружием. Почему же сейчас нас заставляют стрелять не в немцев, захвативших наши земли, а в братьев чехословаков? На этот вопрос, товарищ корреспондент, мы и хотим услышать ответ от командующего Симбирской группой войск. Уверен, что губисполком против этого не станет возражать.

— Я не уполномочена решать за губисполком о правомочности собранного вами, товарищ командир, митинга, — ответила Верещагина. — Хотя предполагаю, что вы обворовываете себя, предоставляя возможность высказаться по заинтересовавшему солдат вопросу только левым эсерам. Знаю, что у Симбирского комитета партии большевиков точка зрения не совпадает с точкой зрения левых эсеров. Может быть, товарищ Варейкис…

— Думаю, что в другой раз, — перебил журналистку Клим Иванов, — солдаты сочтут возможным выслушать и товарища Варейкиса, который, кажется, является вашим женихом или что-то в этом роде…

Верещагина смутилась, солдаты засмеялись.

— Вот, оказывается, кому барышня дает интервью, — выкрикнул шофер в кожаной фуражке.

Клим Иванов снова овладел вниманием солдат. Он пересказал историю создания чехословацких бригад, укомплектованных из пленных, о чешском национальном комитете в России, стремившемся основать Богемское королевство под скипетром императора России. Комитет и участвовал в формировании из военнопленных полков и бригад. Они вместе с русскими должны были воевать против австрийцев и немцев.

— Но, — воздел над головой руки Клим Иванов, — то, что мог сделать тупоумный российский монарх, оказалось не под силу нашим большевикам. Романов привлек на свою сторону чехословаков. Большевики любят к месту и не к месту повторять лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», с братьями же чехословаками расправляются как с лютыми недругами. А ведь товарищам большевикам должно быть известно, что основу чехословацких бригад составляют пролетарии. Большинство пленных чехов и словаков работали на фабриках и заводах. Когда началась гражданская война, предприятия закрылись. Вина в этом не пленных, но они первыми оказались вышвырнутыми на улицу. Они стали перед проблемой: умереть с голода в чужой стране или с оружием в руках пробиваться к себе на родину. Большинство без колебаний надело военную форму, взяло в руки оружие.

Чем дальше, тем больше оратор входил в раж. Он не жалел красивых слов, чтобы обрисовать благородство тех самых чехословаков, которые совершили разбойничий налет на Пензу, захватили Самару, угрожают Симбирску и Казани. Расстреливают коммунистов и рабочих, грабят население в захваченных городах и селах. Он не нашел слов осуждения даже для командования бригад, национального комитета, забыл, что они открыто заявили, что осуждают Октябрьскую революцию, не признают Советы, что их идеал — монархия и они не отказываются от идеи создать королевство Богемии. На большевиков он лил один ушат грязи за другим. Обвинил их даже в том, что верхушка чехословацких пленных кинулась в объятия кадетов…

Клава Верещагина не стала до конца выслушивать пасквилянтскую речь командующего Симбирской группой войск. Схватив Гражину за руку, она помчалась в «Смольный», но, как нарочно, ни Варейкиса, ни Швера на месте не оказалось, сказали, что они пошли на пристань.

3

На этот раз Клаве Верещагиной изменило журналистское чутье. Она обошла чуть ли не всю пристань, прежде чем нашла Варейкиса. Председатель Симбирского комитета РКП(б), прихватив ремешком волосы, чтобы не спадали на лоб, не мешали смотреть, склонился над токарным станком.

В ремонтных мастерских не хватало рабочих, а заказ предстояло выполнить огромный. Для Первой армии готовилась флотилия. После осмотра всех находившихся на плаву пароходов и барж оказалось, что большей части срочно требуется текущий или капитальный ремонт. А как его произведешь? За военные годы мастерские пришли в запустение. Не хватало материалов, инструментов, нуждались в наладке старенькие станки. Главное, не хватало мастеровых: кто ушел на войну и не вернулся, кто отправился на заработки в более сытные места. Коммунисты Симбирска мобилизовали мастеровых с других предприятий в помощь речникам, но их все-таки не хватало.

В Подольске Иосиф Варейкис считался неплохим токарем. Случалось, ему поручали обрабатывать детали, требующие особой точности. Но прошло более двух лет, как он не включал станка. Утрачена сноровка. Хороший токарь, как и спортсмен, должен постоянно поддерживать форму. Но всякий раз, попадая в цех, наблюдая за станочниками, он чувствовал желание поработать.

Сегодня Иосиф Михайлович не смог преодолеть искушения. Небольшая деталь для двигателя не получалась у рабочего с мешками под глазами, руки его дрожали то ли от пьянки, то ли от недоедания. Рабочий запорол одну болванку, вторую, со злостью выключил станок.

— Шабаш, все равно ни хрена на этой гитаре не сыграешь.

Деталь напоминала те, что Варейкису приходилось обтачивать на заводе швейных машин в Подольске. И он рискнул:

— Разреши, отец, попробовать.

— Чего? — не понял токарь.

— Разреши на твоем станке поработать, — уточнил Варейкис.

Рабочий охотно согласился, обтер тряпкой руки, предупредил, что деталь сложная, а станок — рухлядь. По улыбке, искривившей губы, можно было легко догадаться, что токарь воспринял просьбу руководителя Симбирского комитета партии большевиков, как блажь, с трудом удержал на кончике языка готовые было сорваться обидные слова: за станком надо уметь работать, не то что на митингах речи произносить.

Варейкис долго рассматривал чертеж детали, прежде чем закрепил болванку, включил станок. Он не оглядывался, но всем телом чувствовал пронизывающие взгляды рабочих — любопытные, недоуменные, иронические. От этого появилась неуверенность, движения были скованы, пальцы непослушны. Первый блин, как ему и полагается, получился комом. Виновато оглянувшись по сторонам, он выбросил бракованную деталь. Ждал, что за спиной раздастся смех, обидные шуточки. Но в этот момент Варейкис не поймал на себе ни одного взгляда, хотя был уверен, что все видели, как опозорился руководитель партийного комитета.

«Спокойнее, спокойнее, — приказал себе Иосиф. — Я должен сделать эту проклятую деталь, я ее сделаю. Только спокойнее». Тщательно закреплена новая болванка, изменен чуть-чуть угол резца, гудит мотор, спиралью вьется стружка. Теперь уже старый станок кажется давним знакомым. Право, он чуть похож на тот, что был у Варейкиса в Подольске. Наконец появляется давно утраченная радость, что и станок, и металл послушны твоей воле.

Верещагина не сразу решилась подойти к Иосифу Михайловичу. Жалко было прерывать его красивую работу, но время не ждало, и она робко дотронулась до рукава синей блузы. Словно пробуждаясь от сна, Варейкис недоуменно