Сбивать ракеты научились… Дорога длиною в жизнь - Евгений Васильевич Гаврилин

на рабочих местах. Начальника нет, задерживается – с кем не бывает. Восемь часов – картина та же. Проходит еще тридцать минут – ничего не меняется. Антонина Васильевна нервно семенит по коридору туда-обратно. Чувствую, в воздухе пахнет грозой. Пытаюсь успокоить Тоню, что еще больше ее распаляет. И когда стрелка часов приближается к девяти часам, Антонина с неприкрытым гневом заявляет: «Ну, я ему все скажу!». Понимаю, что теперь ее уже точно ничто не остановит. В девять часов десять минут из-за угла такой вальяжной походкой с легкой улыбкой на устах появляется Леонид Михайлович, к нему в страшном гневе буквально подлетает Антонина и выпаливает прямо в лицо: «Вы не король, Леонид Михайлович!» (вспоминается: «точность – вежливость королей»), поворачивается и уходит к себе в машбюро. Начальник шокирован, он, как глубоко интеллигентный человек, мог ожидать чего угодно в своей вотчине, но только не подобного фонтана. Придя в себя, он спросил: «Как отчество Антонины?» (имя-то он знал). Забежав в кабинет и взяв шоколадку, Леонид Михайлович бегом бросился в машбюро. О чем они там говорили, никому не известно – свидетелей не было. Знаю только одно: с тех пор по всем спорным вопросам грамматики Леонид Михайлович стал обращаться к Антонине Васильевне, раньше этого он не делал.

Эти два сюжета, на мой взгляд, весьма наглядно показывают, что за чистоту русского языка надо бороться, не снижая напряжения, и примеры в этом должны демонстрировать высшие органы власти и управления. В годы нашей молодости так оно и было. К сожалению, в «разгул демократии» мы эту чистоту языка стали терять. Более того, пошли по пути допустимости упрощения в ущерб правильности. И еще. Жизнь всегда понуждала нас денно и нощно заботиться о профессиональной подготовке. Профессионализм – это главное и самое ценное качество работника (неважно, какую должность он занимает). Может быть, я и ошибаюсь, но это мои личные оценки, сформированные за многие десятки лет работы рука об руку и под руководством профессионалов самой высокой пробы.

Вот тут досужий читатель вправе задать вопрос: а при чем тут шлагбаум, когда мы про него услышим и какое он имеет отношение к сказанному выше. Дорогой читатель, он имеет самое непосредственное отношение. Мы только что говорили о Леониде Михайловиче Леонове – человеке высочайших профессиональных и человеческих качеств. Наверное, справедливо было бы выпустить хорошую книгу о переломном периоде в истории создания вооружения, в котором пришлось трудиться Леониду Михайловичу в стенах нашего главного управления. Может, так оно и будет, кто это может знать.

А я, наконец, перехожу к шлагбауму. У Леонида Михайловича была одна особенность: ему страшно нравилось, как говорят, ходить по лезвию ножа или, если хотите, по краю пропасти. С чем это связано, объяснить не могу. Скорее всего, это вызвано особенностью организма или нехваткой адреналина в крови. Порой это проявлялось в автомобильных авариях или, например, вот в этом самом шлагбауме. Однажды большой группой генералов и офицеров главка под руководством Леонида Михайловича мы находились с проверкой здесь, на Балхашском полигоне. Закончив дела, собирались на следующий день улетать в Москву. Л.М. тоже подтвердил свое решение лететь, заявив при этом, что я (Гаврилин) должен доложить ему предварительные результаты проверки.

Утром в день вылета я поинтересовался у него, когда явиться с докладом. Было назначено на двенадцать часов тридцать минут. Точно в установленное время прибываю в гостиницу «Люкс» для доклада. Леонида Михайловича нет, находится где-то на очередном заслушивании. Стало несколько тревожно: вылет-то назначен на 14.00, а до аэродрома, о котором мы уже говорили, около тридцати километров. Вскоре прибывает генерал-полковник и приглашает к себе, я сразу начинаю доклад. Стараюсь доложить короче, самую суть, но Леонида Михайловича интересуют нюансы, и доклад затягивается. Я незаметно бросаю взгляд на часы, он замечает это и произносит с убийственным спокойствием: «Не волнуйтесь, Евгений Васильевич, еще есть время». Про себя думаю: ничего себе есть, у кого оно есть? Уже половина первого! Доклад продолжается, настроение на нуле, явно видно, что мы не успеваем. За восемнадцать минут до отлета Леонид Михайлович смотрит на часы и говорит: «Евгений Васильевич, Вам пора, иначе опоздаете». Я про себя думаю: значит, он не летит, а я уже опоздал, и пулей вылетаю из номера. На улице меня ждут ребята, запрыгиваю в микроавтобус с сиреной, и водитель получает команду: «Жми!». Водитель, детина огромного роста, настоящий амбал, обхватил огромными ручищами руль, включил сирену и что было мощи в двигателе рванул в сторону аэродрома. Со скоростью не ниже ста километров в час мы лихо проскочили город, впереди замаячил выезд из города, оборудованный этим самым шлагбаумом. Вахтенный солдат у шлагбаума, услышав вой сирены и увидев проблеск маячка, толчком открывает деревянный брус этого великого творения рук человеческих, а сам прикладывает руку к головному убору, отдавая честь невидимому начальству. Что поделаешь, так его инструктировали. Я сижу за спиной водителя и вижу стремительно приближающуюся картину: стоящий навытяжку солдат и… возвращающаяся обратно на прежнее место створка шлагбаума! Видимо, солдат толкнул створку (одну из двух) излишне резко, и она, дойдя до упора, не зафиксировалась, а, оттолкнувшись, двинулась обратно. Успеваю заметить, что водитель пригнулся к рулю и обхватил голову руками. У меня молнией промелькнула мысль: «Все, сейчас бревно шлагбаума снесет лобовое стекло, голову водителя, а затем и мою…». Микроавтобус по своим размерам, если ехать прямо, не проходил в пространство, оставшееся между неподвижным и закрывающимся бревнами шлагбаума. Мы фактически уже были в пасти этой рукотворной гильотины, когда водитель все-таки среагировал и резко нажал на тормоз. Нас немного занесло, и машина, пошедшая юзом, каким-то боком с разворотом успела проскочить в оставшуюся щель. Получилось это чисто случайно или водителем был совершен осмысленный маневр, сказать не могу. Быстро придя в себя, он выжал из микроавтобуса все соки – скорость держалась под сто тридцать километров в час! Подъехали к самолету, когда уже от него откатывали трап, но меня все-таки взяли на борт. Кто-то из попутчиков допытывался, почему опоздали, но у меня, честно скажу, не было никакого желания с кем-нибудь общаться. Перед глазами стояли грозно надвигающийся шлагбаум и лежащая на руле втянутая в плечи голова водителя. На сей раз, слава Всевышнему, пронесло…

Вот и вся история про шлагбаум, которая кому-то покажется пустячной, но меня лично наводит на серьезные размышления о персте судьбы для каждого из нас: не суждено было мне погибнуть в тот момент и в том месте. При этих воспоминаниях у меня и сегодня пробегают мурашки по коже…

Тем временем наш