Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

Также показала последние фото, сделанные за несколько часов до его смерти. С трудом включила WhatsApp, так как пальцы меня не слушались, зашла в переписку к моему бывшему парню и отправила последнее фото моего брата. Не знаю, почему я отправила это сообщение именно ему, но знаю, что он понимал мою боль, так как сам прошел через эту боль.

Пока Теркина разговаривала со следователем, я сбегала в летнюю кухню, взяла документы с моим диагнозом и вернулась в дом. Помню, когда я спросила ее о возможности того, что мой брат страдал тем же, чем и я, то получила ответ, которого и ожидала. Я знала, что она хороший врач, и ее слова были словно капля ясности среди серого неба.

Когда она уезжала, то сказала папе:

– Сереженька, никогда не называй сына своим именем: Бог одного заберет.

В доме была суматоха, моих младших брата и сестер решили госпитализировать, мама возилась с документами, как зашла наша бабушка в Сережину комнату и, словно с безразличием и радостью, стала требовать от мамы свидетельство о рождении. В глазах этой пожилой женщины было видно злорадство.

Не знаю, может, она права и это бог забрал нашего ангелочка.

В доме не утихала суматоха моих младших брата и сестёр, так как их собирались госпитализировать. Мама возилась с документами, как зашла наша бабушка в комнату к Серёже, словно это у чужой женщины умер родной внук, только стала требовать от убитой горем матери свидетельство о рождении умершего ребёнка. В глазах старушки виднелось счастье, что род моего отца остался без одного наследника, и эта пожилая женщина являлась родной матерью нашей матушки. Поведение этой бабы меня взбесило, из-за чего я кинула ей в лицо ядовитую фразу: «Как вы так можете, ведь у нее сын умер! Имейте хоть хоть немного совести!» Да, правда, о какой совести я вообще? Интересно, а она вообще-то была у нее или нет? Внутри этого недоразумения не только совести нет, там и человеческой души нет! Ее многие называли чуркой из-за ее странной одежды. Всегда надето грязное платье и мужские брюки с резиновыми сапогами, зимой и летом одним цветом. Хотя, я думаю, чурка в сто раз лучше этой женщины.

На улице уже смеркалось, папа сказал мне ехать с детьми в скорой, словно подозревал нахлынувшую бурю страстей. Я села в ту самую ужасную машину, где медленно и бесчеловечно умер мой брат, с нами сели бабушка и девушка с ребёнком, жена нашего друга. На душе была тоска и желание остаться дома, рядом с телом брата. Я смотрела в темноту из окна и видела дождь, а главное, погода плакала вместе со мной. Маленькие крошки не понимали, что происходит, и только один Семен вникал в происходящее. Он узнал в первые секунды, что Сережа умер, его больше нет. Помню, он все понял, крепко обнял меня и всплакнул. По дороге в больницу дождь усиливался, а я проклинала тех, кто не дал Сереже шанса на жизнь, заливая слезами грязные полы, где погиб Сережа. Казалось, что вокруг рушится целый мир, а дорога никогда не закончится, точно так же, как и этот сентябрь я запомнила навсегда!

Наша бабушка нам рассказывала, как умер ее сын Валентин и погода была такой же холодной и мокрой. Но одно я знала точно: в смерти моего брата и дяди виновата Береславская больница. Матова Любовь Валерьевна, местный педиатр, незадолго до смерти Валентина сказала моей прабабушке, что она зря волнуется и с ее внуком все хорошо. И в эту ночь после ее слов он умер от опухоли головного мозга. Один бог знает, скольких людей погубили наши врачи из-за халатности. Иногда даже кажется, что лучше лечиться дома, чем в этом конвейере смерти, просто потому, что у вас даже не будет шанса на спасение в скорой без лекарств, с большим ведром и тряпкой и грязью на полу!

Эта длинная дорога почти подошла к концу, мы въехали в город воинской славы Калач-на-Дону, через пять минут прибыли на место – в педиатрическое отделение. Фельдшер сначала забрал девушку с дочкой, а мы остались в ожидании неизвестного.

В машине было душно, и я вышла на улицу. Холод и дождь той ночи прошлись по моему телу, а водитель, пряча глаза, что-то делал под капотом. Я не знаю, о чем он думал, но дождь все так же шёл и усиливался, а чёрный ураган поглощал мою душу во мраке чёрной ночи.

Немного подышав морозным и сырым воздухом, я залезла в скорую и уже взяла себя в руки, как зашла фельдшер, которая пыталась спасти жизнь нашему братику, и велела следовать за ней.

Когда мы зашли в педиатрическое отделение, одна из медсестер удивилась, что детей очень много. Женщина надела перчатки и принялась осматривать голову. Увы, но в тот день нам надо было их искупать, так как с самого утра детвора успела испачкаться. Вообще-то они редко оставались чистыми долго. А в тот день, как назло, я затопила баню, но мы так не искупались. Из-за того, что головы детей были в перхоти, эта баба начала на меня орать, и все вокруг подхватили ее крик. Я не хотела травмировать детей, так как не знала, зачем нас сюда привезли. Все же я отвела в сторонку эту истеричку, попытавшись объяснить, что у нас умер брат, а она внесла свою лепту с домом милосердия, сказав: «Наверное, вам тяжело живётся, может, отдадите их в дом милосердия? Там о них позаботятся и там хорошо! А если за вами приехала полиция, значит, ваших детей забирают в детский дом! Вам их не отдадут!»

Боже, о чем она? Какой, к черту, дом милосердия? Какой, к черту, детский дом? У нас умер брат, а они утверждают, раз нас привезли на скорой и полиция шарилась по моему дому, то детей непременно заберут в детский дом! Я уже ничего не понимала, позвонила главному, но ответа так и не услышала, а получила в ответ звериную улыбку на лице этой жирной женщины. Больше терпеть этого я не могла и пулей вылетела на улицу за нашей бабкой, которая убежала на улицу, как последняя собака. Она исчезла, именно когда я нуждалась в ней. Но, не выдержав этого, я закричала, что приедут папа и мать, вот тогда они посмотрят. А их мать бросила мне вслед: «Ха, ты же их мать, что ты