Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

Козловой. За пять минут до того, как дядя Володя приехал за нами, эта женщина примчалась к нам с обвинениями и криками. Видите ли, наш дом состоял на печном отоплении и дети обязательно должны болеть, но это не про наших. Да и вообще в Береславку только в восемьдесят пятом году провели газ, а до этого люди топили углем и дровами и жили точно так же. Теперь зато, если в доме нет газа, то ты во всем виноват. Родители не могли проводить это взрывчатое вещество в дом из-за Семена. Однажды он чуть не взорвал дом вместе с нами. Пошёл ночью в туалет и крутанул рычаг, и газ пошёл заполнять дом. Вовремя папа приехал с работы и разбудил всех, а то бы нас не было. А вот Козлова из тех людей, которые всегда хотят выезжать на чужом горбу. Наше государство помогает всем, а само себе помочь не может, в частности и Волгоградской области, где могут посадить человека ни за что. Увы, в моём родном посёлке нет закона, все продажные в поисках новой наживы. Только если ты имеешь хоть чуточку власти, то ты господь бог и можешь кого угодно посадить даже в тюрьму.

Вот и Козлова, наша патронажная медсестра, считала себя богатой и властной, женщиной из высшего общества с голубой кровью. Она обвиняла нас в своей же халатности, но я не выдержала и сказала ей то, что было реальной правдой: «Не дай бог вы запороли его точно так же, как и меня! Вы мне поставили эпилепсию, а у меня подозрение на опухоль головного мозга!» Конечно, ей сказать нечего, ведь я оказалась права во всех смыслах этого слова. Помню, она взглянула на меня злобно и, усевшись в машину к мужу, умчалась от нашего дома. Кто она такая, чтобы обвинять в том, в чем виновата сама? Если каждая медсестричка будет вести себя как судья главного суда, то наш мир погрузится в хаос из-за таких дряней, как наши врачи.

Как только мы приехали домой, сразу же занялись подготовкой к похоронам. Убирали лишнюю мебель из зала, мыли полы и часами думали о том, как мы сможем все сделать сами, без чужой помощи, только я и папа, и все. Зато я еще раз убедилась, что наши бабушка с дедом ничем не отличались от Козловой. Такие же корыстные и заботятся только о своей заднице. У них совершенно нет сердца, а счастливое детство растворилось в далеком прошлом. Увы, но человеку свойственно получать нож в спину от самого родного.

День промчался быстро, а ночь спустилась с тяжелыми тучами на землю. Она прошла в пустом одиночестве, где нет счастья, а есть только боль. Мы не знали, чего нам ждать от завтрашнего дня, искренне надеялись на то, что жизнь позволит нам забыть эту боль. Папа не мог уснуть, через каждые полчаса будил меня. Возможно, он боялся, что и я не проснусь, как наш Сережа.

Моя боль – это ад, который отравляет мой организм и разум. Что делать дальше, не знаю. Но знаю одно: я должна бороться, чтобы другие дети смогли выжить, а не умереть, как Сережа. Поспать так и не получилось. С одной стороны папа, а с другой – тоска и беспокойство, которые меня уничтожали полностью. Моя душа металась из стороны в сторону, но это понятно. Моего брата дома первый раз не было, да и вообще он лежал в ледяном морге среди трупов в Калаче. Хотя меня успокаивало то, что он там не один, а с мамой и сестрами, хоть и в разных помещениях друг напротив друга. Не знаю, что именно чувствовали мама и дети, но знала, что врачи относились к ней как к убийце и это продолжалось до вскрытия. И понятно почему! Главврач понимал, что сам виноват в том, что скорая приехала с одним ведром и тряпкой, без лекарств и должного оборудования. За это он мог бы и сесть сам в тюрьму вместо мамы. Ясно стало одно: шло спасение шкур тех, кто заведует больницами, и тех, кто проворонил смерть Серёжи. Наш мир полностью погряз в собственном коварстве и эгоизме с другими пороками современного общества.

Ночью переписывалась с мамой, рассказала, что бабушка Лида так и не пришла, а Козлова трепала нервы, обвиняя в убийстве, в котором виновата сама. А мама пожаловалась, что ее назвали убийцей, а дети сильно испугались этого. Короче, все летело псу под хвост. После пришло сообщение от моей бывшей подруги Карины. Мы поссорились с ней в середине августа из-за того, что она оскорбила мою бабушку. Какой бы она ни была, все же моя бабушка! Мы стояли под дождем, а я рыдала на её плече, жалуясь и рассказывая, как все случилось. Ужасный холод сковал ноги и руки, а темень склеивала глаза. На деревьях монотонно играли листья с ветром и дождём, а мои слёзы только дополняли эту симфонию. После нашей беседы мы разошлись по домам. Когда я прошла в зал, увидела, что папа спит и это был десятый час ночи. Я не стала его будить и просто прилегла сама, как вдруг пение сломанной игрушки пронзило мои уши, а страх сковал ноги. Плюшевый мишка не работал уже два года, а тут пел, и совсем другую песенку. Его никто не трогал, он просто заиграл сам, и очень неожиданно. Страх обуял меня, я помчалась к папе, стуча зубами. Разбудив отца, я объяснила ему, что игрушку не включала, да и вообще она сломана. Тогда мы вдвоём перепугались ещё сильнее, а песенка напомнила медвежонка, который никогда уже не вырастет и не станет медведем. Папа попытался достать механизм, распоров пузико игрушки, но стоило поднести к ней ножницы, как она смолкла. Преодолев свой страх, я взяла эту игрушку и понесла в свою комнату. После этого мы очень долго не могли заснуть, но все же уснули. Но знаю одно: впечатление от этой ночи заставляло обратиться с врачу за помощью, словно я сумасшедшая.

С самого утра мы решали, кто поедет за Сереженькой в морг. Папа не хотел его забирать, не знал, что увидит, но потом собрался с силами и решил ехать. Вскоре подъехал Витя. Мы с трудом до них дозвонились, как оказалось, они еще спали и не спешили к нам. Эти люди даже не торопились на подготовку к похоронам. Можно было подумать, что едут в морг за чужим внуком, а не за своим.