Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

вместе с детьми. Мы подошли (а дождь все усиливался) и не понимали, что происходит, а главное, куда их несут посреди ночи. Я не слышала, о чем говорили родители, но я прижала к себе Кристину и попыталась успокоить ее тем, что принесу ее игрушки и ноутбук с фильмами и ей будет очень весело.

Мы отвели их в инфекционное отделение и обомлели от ужаса. Это здание находилось в ужасном состоянии, казалось, что стены вот-вот рухнут. Облетевшая краска, осыпающаяся штукатурка оставляли желать лучшего. И вообще это строение находилось напротив морга. Когда мама вошла, мы пообещали приехать утром и привезти вещи, но не знали, сможем ли мы вообще приехать. Потом, прощаясь, пошли по ночным улочкам до стоящей маршрутки нашего дяди. Мы шли с пустотой внутри и страхом за будущее. Меня мучали вопросы: почему Сережа умер? Не заберут ли у нас детей?

Когда мы пошли к маршрутке, папа попрощался с друзьями и мы сели в эту машину. Потом папа спросил о том, куда Витя положил Серёжу, и он ответил, что на стол. За это ему, конечно, спасибо. Тут нечего сказать. Не дай бог такого никому, и особенно нести мертвого ребёнка на руках в морг.

Вот мы и поехали домой по дороге, а я лишь роняла слёзы, молчала и делала вид, что сплю. Папа крепко меня обнял, а Слава смотрел на нас. А нашим было до счастья и радости. Они сидели разговаривали о веселом и смеялись, словно сегодня у них не умер внук. Теперь мои глаза раскрылись, а люди, которых я когда-то любила, превращались в кусок дерьма. Как у них не болела душа, я не знаю. Даже соседи плакали из-за этого горя. С первого дня жизни мой брат не видел бабушку и дедушку. Дорога до моего дома пронеслась быстро, мы покинули злосчастную машину и разошлись по домам.

На улице было очень холодно, дул ветер, что ударил меня в спину аж до боли, от чего перехватило дыхание.

Когда я вошла в дом, то почувствовала себя пустой коробкой, в которой поселился дух смерти. Мы стояли среди дома и не знали, куда идти, но знали одно: необходимо думать о завтрашнем дне и хоть немного поспать. Мы посидели немного и легли спать: я – в обнимку со своей собакой, а к папе под бок залез любимый котёнок Сережи. Мы спали среди пустого дома и холода бетонных стен.

В четыре утра к нам пришёл Фокин Митя с друзьями, а папа не мог выдержать лишней жалости, да и мне было плохо. Рекс кинулся к калитке, на чужих. Митя пришел с другом к нам домой, он хотел нас поддержать в эту трудную минуту для нашей семьи, но нам и так было ужасно плохо. Я вышла на улицу и увидела Фокина вместе с его другом, с которым он служил в Чечне. Я подошла к забору и сказала, что папы нет. А парни просто хотели нас поддержать. Спасибо им за то, что в четыре утра пришли к нам, хоть мы и не вышли. Но тогда был совсем не тот момент, потому что рвалась душа на части. Когда я начала поворачиваться, Митя попросился в дом, но я не пустила, так как папе было не до этого. На глаза вновь накатились слёзы и ощущение беспомощности. Я зашла в пустой дом вся в печали, которая сжирала меня изнутри. После этого мы так и не смогли умереть, все думали и проснулись. Где-то в шестом часу я вышла на улицу и увидела, что серое небо опускалось все ниже, а гробовая тишина пронизала все вокруг. В моём дворе была тишина: не лаяли собаки, не мычали коровы и даже птицы молчали. Просто была тишина, мертвая тишина, что и удивило наших соседей.

С утра позвонила мама и попросила ей привезти тарелки, ложки и так далее.

Мы хотели попросить Стаса, но он заболел и не согласился. Я собрала одежду и другие вещи, собрала все, что могло бы их отвлечь от горя, которое нависло над нами. Мы стояли возле дома Натальи Борисовны и все решали этот вопрос. Вдруг к дому подъехала белая «лада приора», папа подошёл и ничего не понял. Пьяный мужик с женщиной несли полный бред. Только не понятно, откуда они знали, что нам нужна была машина. Да и вообще чёрная суббота закончилась и началось чёрное воскресенье. Потом папа подошёл к нам и решил, что необходимо позвонить одному человеку. Попрощавшись с Натальей Борисовной и Степаном, мы пошли домой. Папа позвонил дяде Володе, и мы поехали в больницу, глотая горькие слёзы, разглядывая мутный пейзаж за окном автомобиля. Мы с папой плакали, не заметив, как доехали до больницы. Днём этот город был совсем иным, ярким и красивым, но, увы, дождь портил всю картину.

Когда мы подъезжали к боксу инфекционного отделения, я ужаснулась. Днём это строение выглядело словно сарай с осыпающейся со стен штукатуркой. Казалось, что это не больничное отделение, а заброшенное здание в мёртвой зоне Чернобыля. Когда мы вошли в это страшное здание, обратились к медсестре и попросили нашу маму. Неожиданно страх сжал моё сердце, из-за чего стало тяжело дышать. Буквально несколько минут спустя к нам вышла мама сама не своя и рассказала ужасные вещи. Ночью главврач вместе с заместителем вошли к ним в палату и брезгливо, с ненавистью стали обвинять ее в убийстве сына, даже не посмотрев, что она была на седьмом месяце беременности. Разговаривали с ней, словно с убийцей, не обращая внимания на детей, которые замерли в ужасе от услышанного. Мы захотели увидеть детвору и попросили маму их привести, но когда они попали в поле зрения, выглядели ужасно. Лица бледные, а голос дрожит от страха. Глазки бегают, дети просят их забрать домой из этого ужаса. Осмотревшись по сторонам, я обнаружила, что здание в аварийном состоянии и скоро рухнет, наверное, в груду арматуры вместе с больными.

Мама попросила папу, чтобы мы похоронили Сережу с дедушкой в одной могиле, а папа стоял, словно огромная скала, открывая нам свои пещеры для спасения. Только вот Алена все время спрашивала о Сереже, но мы меняли тему и сказали, что он уехал к тете. Только они не поверили нашему вранью и прекрасно знали, что он умер. Мы крепко обняли всех и направились домой. Вновь всю дорогу я вжималась в кресло, заливаясь слезами, смотрела в окно. Вдруг вспомнила лицо