Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

идеальнее рисовалась недостижимая любовь, которую в меркантильном мире Сынхёна и его окружения найти было невозможно. Как поклонник искусства, он признал это за неповторимый шедевр, и не поддерживал идеи создания копии, размножения подобного творения, поэтому вскоре пришёл к выводу, что не стоит пытаться воссоздавать – только утопать в ностальгии и облюбовывать недостижимое. И всё же, когда ты восторгаешься картиной или скульптурой, и не можешь купить её и принести в дом, что ты делаешь? Ходишь в музей, где её разместили. Проникаешься, пропитываешься, втягиваешь в себя каждую частицу, чтобы проносить в себе как можно дольше. Не пытаешься заменить, приобретая что-то похожее, нет, но мысленно всё равно отводишь в доме место, где он – оригинал, мог бы стоять. Понимая, что любовь – это не изображение и не объект, Сынхён не стал превращаться в тайного почитателя и фанатичного, незаметного наблюдателя, наподобие ненормальных преследователей. Он оставил всё внутри себя и направил в глубину. Отметив двадцатипятилетие, отмерив четверть века, молодой человек плавно, неуловимо взрослел, не совсем замечая это и не всегда признавая, но всё-таки – он менялся. Самостоятельность, удалённость от родителей, более серьёзные проблемы и ответственность за решения, но, что важнее всего, постоянные столкновения с уже вызревшими, состоявшимися людьми. Рядом с ними нельзя сохранять мышление мальчика, рядом с ними трудно не прорастать в саму жизнь. Кто-то делает это наиграно, подстраиваясь, чтобы не выбиться из команды, заслужить авторитет и быть признанным, а кто-то, как Сынхён, естественно и мягко, без конфликтов с самим собой, подтягивался к старшим компаньонам, к тем, кто – он видел своими глазами, - многого добились и умели вести дела честно, надёжно, крепко. Таких выбирал разум, но и сама натура Сынхёна инстинктивно предпочитала честные сделки. Что касалось Джиёна, то он оставался где-то параллельно, пересекаясь в нужных точках, но соблюдая положенную дистанцию, чтобы не смешивать и не мешать. Бизнес и криминал в лице двух товарищей вели себя подобно двум лошадям, которые скачут в одном направлении, везя одну повозку, но они должны скакать с пространством посередине, иначе натрут друг другу бока. Сынхён почти перестал вспоминать об Элин, попытки романа с которой бросил в конце лета. Теперь было начало весны. За это время иногда он сталкивался с отцом девушки, что было неизбежно, когда работаешь с человеком в одном здании. Имевшиеся опасения, что «папаша», как мысленно называл его Сынхён, предъявит что-нибудь по поводу дочери, рассеялись, и вскоре он уже даже не ассоциировал того с переводчицей французского, просто здоровался со знакомым и не более. Серая и заунывная в своём течении зима, по погоде здесь не сильно отличавшаяся от межсезонья, затёрла привычные краски новизны и удовольствий, всё в деловых буднях поплыло как-то одинаково, а «папаша» превратился в господина Ли, безликого предпринимателя в старомодном костюме.

* * *

Лифт открылся перед Сынхёном, приглашая в свой стальной зев, и он шагнул вперёд, думая о том, что ещё не голоден, и на встрече с вновь прибывшим Йесоном перекусывать не будет, но мог бы выпить тёплого чая и покурить. Не курил он с самого утра, задерганный звонками и отслеживанием акций на бирже. Усталость скопилась и заявила о необходимости передышки. Шаг длинных ног упёр заострённый носок лакированного ботинка в заднюю стенку, и Сынхён стал поворачиваться обратно, чтобы встать лицом к дверцам и наблюдать, как тикают красные цифры, идя на уменьшение к единице – первому этажу. Тут он и обнаружил рядом с собой Элин, ехавшую, судя по всему, с предыдущего этажа, от своего отца, которого навещала. Прежде чем что-либо сообразить, Сынхён кивнул ей, здороваясь, и выпрямился, оставляя девушку по правую руку от себя. Он видел, как она кивнула в ответ, ничего не говоря, но дрогнув губами в улыбке непонятного происхождения. Или это ещё была даже не улыбка, а лишь намёк, что-то неясное, но от того ещё более задевающее, трогающее и значительное. Элин не приходилось обвинять в ехидстве – её трудно было представить с этой чертой, но что-то же нехорошее она думала о Сынхёне? Не могла не думать после того, как он просто перестал ей звонить и не поднял на её звонок. Никогда ещё спуск на лифте не был таким долгим, как этот. Почему он за все эти недели не подумал о возможности столкнуться с ней вот так? Будто он оставил её где-то в другом измерении, и волен был вернуть по своему желанию, без которого она вынуждена была безвылазно оставаться в ином пространстве. Ручка дипломата в ладони Сынхёна заскользила от пота, что выступил от волнения. Ему было тягостно, бок жгло справа, и воротничок хотелось оттянуть, ослабив галстук, но молодой человек не стал так откровенно показывать, насколько ему неловко. Нужно ли было что-то сказать? Извиниться? Опять извиняться? Однажды он уже попросил прощения, но совершил некрасивый поступок из новой серии, так не глупы ли будут повторные, повторяющиеся слова за которыми не стоят исправления? От необходимости говорить и действовать спасали окружающие люди, курьеры и секретари, заместители директоров и юристы, нотариусы и старшие менеджеры отделов продаж, инспекторы государственных служб и случайные посетители к кому-либо, такие, как Элин. Они входили и выходили из лифта, задерживая финал этой поездки на вертикальном общественном транспорте. Сынхёну хотелось подпрыгнуть, чтобы остановки прекратились, и кабина сразу же рванула на первый этаж. В худшем случае он бы сам провалился в шахту, избавившись от общества Элин, что тоже было уходом от неловкого столкновения. Неприятно ли ему было её общество? Сынхёну казалось, что да, но если бы он попытался успокоиться и взглянуть на ситуацию здравомысляще, то понял, что неприятен сам себе, от того и хочется вырваться на свободу. Не от девушки, а от совести, которую она в нём пробудила, резко, без спроса, в разгар работы, когда совести просыпаться вообще нельзя – у него ещё столько сделок и переговоров! Перед Сынхёном встал мужчина, явив свою лысину, блестевшую под яркой лампой лифта. От её вида сделалось почти дурно, оставшиеся волосы по бокам от гладкой кожи были седыми, напомнив от отце Элин, и всё как-то смешалось в одну неприглядную помойную яму: исчезновение с горизонта девушки прошлым летом, её пожилой родитель, помехой встревавший в их свидания, хоть и без личного присутствия, любовница, что сглаживала ночи Сынхёна, партнёры с посиделками в норябанах[10], Джиён. Ещё и эти ярко красные цифры горящим пятном в серебристой капсуле лифта! Прямо в висок бьёт. Одним словом, молодой человек