Шпаргалка для ленивых любителей истории. Комплект из 3 книг - Александра Маринина

А Луи Шарль остался. Один. Только с охранниками, которые стерегли ребенка снаружи и приносили ему еду. Дверь комнаты заперли, окна заколотили. Еду передавали через решетку. В течение полугода мальчик пребывал в полном одиночестве. Туалета не было, все нечистоты скапливались на полу. Жуткая вонь и полная антисанитария. О том, чтобы помыться и переменить одежду и постельное белье, даже речи не велось. Зато в изобилии имелись вши. О враче и лечении можно было только мечтать. Есть свидетельства того, что Луи Шарль никогда не жаловался и ничего не просил, он с немыслимой для ребенка стойкостью переносил этот кошмар.

В июле 1794 года в революции наступил то ли перелом, то ли переворот (знаменитое 9 термидора, речь Сен-Жюста в Конвенте, конец диктатуры Робеспьера). Политика террора встала поперек горла самой революции и настроила против Франции большинство европейских стран. Нужно было налаживать отношения с ними. Высказываются даже версии, согласно которым лидеры Термидора не исключали варианта возрождения монархии, но в сильно ослабленном, декоративном варианте. То есть всем рулят конституция и демократия, но какой-никакой король тоже есть. А кто может выступить в роли такого послушного и неамбициозного короля? Уж конечно, не графы Прованский и Артуа, младшие братья казненного монарха. Зато маленький неопытный мальчик – самое оно.

К Луи Шарлю в Тампль пришел Поль Баррас, один из главных действующих персонажей Термидорианского переворота. После этого условия содержания королевского отпрыска чуть-чуть улучшились. Тюремное заключение, конечно, не отменили, но сделали его немного более гуманным. Мальчик был на грани физического истощения, почти не разговаривал и производил удручающее впечатление. Ему дали возможность мыться и менять одежду, навели в помещении чистоту, приставили двух слуг. Один из этих слуг, человек по имени Лоран, видимо, пользовался расположением и доверием Луи Шарля. Во всяком случае, Лоран рассказывал, что принц поделился с ним своей тайной: он принял решение хранить молчание в тот самый день, когда его вынудили подписать показания против матери и тети Елизаветы. Может, и правда так и было, а может быть, Лоран все выдумал. Кто ж теперь узнает… Но с представителями власти, которые периодически навещали Луи Шарля, мальчик ни разу не произнес ни слова. Он не собирался общаться с палачами своих родителей.

В мае 1795 года Луи Шарль заболел. К нему вызвали врача по фамилии Десо (Дезо). Что он обнаружил? Какой диагноз поставил? Какое лечение назначил? Этого никто так и не узнал, потому что Десо вдруг умер. Подозревали отравление. Очень возможно, что нашлись силы, которые были заинтересованы в скорейшей кончине принца, и болезнь, оставленная без лечения, пришлась очень кстати. Спустя несколько дней прибыли другие врачи, но поделать уже ничего не смогли. Мальчик умер 8 июня 1795 года. Ему было 10 лет.

Провели вскрытие, определили, что ребенок умер от заболевания, которое в те времена именовалось золотушной инфекцией, а сегодня называется туберкулезным шейным лимфаденитом. Доктор Пеллетан был потрясен видом шрамов на теле ребенка: они свидетельствовали о том, что обращались с ним крайне жестоко.

Существовала традиция сохранения королевских сердец: их извлекали и хранили в специальных сосудах. Доктор Пеллетан традицию не нарушил. Видимо, в его душе еще жили остатки почтения к монархам. Но поскольку время-то было революционное, открыто соблюсти старую традицию он не осмелился, проделал все тайком и контрабандой вывез в безопасное место, к себе домой. Хранил сердце принца, как утверждают источники, «в дистиллированном вине», а когда жидкость испарилась, препарат хранился уже сухим.

Как только дядюшка скончавшегося Луи Шарля, граф Прованский, узнал о смерти племянника, он немедленно объявил себя следующим королем, Людовиком Восемнадцатым. Но это имело значение только для «заграницы». Пока.

Смутное время характерно не только тем, что бесследно пропадают документы, но и тем, что исчезают свидетели. Нет, их никто не убивает, боже упаси! Просто время такое. Никто не понимает, что происходит, на что обращать внимание и кому доверять. Может, человек и видел что-то важное, да не понял, что оно важно. Или понял, но побоялся рассказывать полиции: а вдруг его самого посадят, потому что эти показания пойдут во вред властям. Ничего не понятно, поэтому лучше промолчать и не высовываться.

И еще в смутное время сердца и умы людей открыты как надежде, так и страху, а это означает, что они без критики воспримут любую информацию, которая сулит перемены к лучшему или к худшему. Раз со свидетелями напряг и официальных многолюдных похорон принца Луи Шарля не было, то совершенно естественно, что почти сразу начали множиться самые невероятные слухи о том, что мальчик не умер. Его спасли, а доктору для вскрытия предоставили труп какого-то безвестного мальчишки. Слухи оставались слухами до 1814 года, пока монархию Бурбонов не восстановили. Кому нужны королевские сыновья в революционное время? А вот при монархическом строе – совсем другое дело. Сразу же объявились сотни претендентов на роль Людовика Семнадцатого. Самым настойчивым оказался Карл Вильгельм Наундорф, немецкий часовщик, предложивший очень накрученную и запутанную историю. Дескать, Баррас, лидер термидорианцев, решил спасти жизнь принца, чтобы иметь в руках рычаг давления на Станисласа Прованского, потому что чуял: революция долго не продержится и вот-вот наступит Реставрация, монархию восстановят, на престол сядет брат казненного короля. Кроме того, Поль Баррас якобы хотел угодить своей любовнице, которая очень просила за несчастного ребенка. Знаете, как ее звали? Жозефина Богарне. Ага. Та самая, будущая жена Наполеона Бонапарта. Ну то, что прекрасная Жозефина была любовницей Барраса, – чистая правда. Остальное же вызывает большие сомнения. Какая-то мутная история с деревянной фигуркой ребенка, глухонемым мальчиком-подменышем и самим Луи Шарлем, которого вынесли из Тампля в гробу, но до кладбища не донесли…

Наундорф был очень настойчив и, по-видимому, очень убедителен. Когда он в 1833 году явился в Париж и стал утверждать, что он – потерянный дофин Франции, его, как ни странно, многие признали Людовиком Семнадцатым. Правда, длилось это недолго. Оборотистый часовщик подал в суд иск о возвращении ему частной собственности, принадлежащей дофину, после чего был немедленно выслан из Франции и остаток дней провел в Голландии. Голландские власти оказались более доверчивыми, в свидетельстве о смерти Наундорфа записали имя Шарля Луи де Бурбона, герцога Нормандии, и разрешили сыну часовщика носить фамилию Бурбон. На могиле Наундорфа сделали надпись: «Людовик Семнадцатый, король Франции и Наварры (Шарль Луи, герцог Нормандии)». А коль бумажка с именем имеется, то можно и последующим поколениям попробовать представить себя королевскими потомками. Иски о признании гражданских прав в качестве наследников Людовика Шестнадцатого подавались семьей Наундорфа-Бурбона аж до 1874 года. Однако проведенная больше чем через