«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

молодых работников, также недостаточно опытных, как и я, приходилось тащить дело, а дела было много и помимо агентурной работы: то маленькая война в Монголии с японцами, то отнявшая много сил операция по связи с китайской Красной армией, то Сянь-цзянские дела (ведь в Монголии и в Сянь-цзяне, за десяток тысяч километров имеются военные силы – мы их обеспечивали инструкторами, снабжали, помогали строиться. Вы в свое время эту работу Разведупра специально отметили).

Наконец, вот уже год аппарата Разведывательного Управления под Вашим почти повседневным руководством выполняет задания по испанским делам. <..>

Провалы в нашей разведывательной работе велики. Моя вина в этом огромная, но по правде докладываю, что на месте мы не стояли и в этой области. За эти два года мы вовлекли в нашу работу более тысячи человек молодых, в большинстве преданных партии людей, из них большая часть командиров, развернули (правда, далеко еще до хорошей) подготовку кадров. <..>

Сейчас сдаю дела тов. Берзину. Он, как честный человек, Вам, несомненно, доложит, что наряду с большими нетерпимыми безобразиями, которые у нас в разведке имеются, которые не удалось устранить, в сравнении с тем, что он сдал мне, имеется также некоторое движение вперед.

Тов. Сталин, я могу сказать, что Вы лично руководили моей работой. Недостатка в Ваших многих и конкретных указаниях не было, не сумел я все эти Ваши указания претворить в жизнь, но я очень старался, все что мог, без остатка, отдавая тому делу, на которое Вы меня поставили. Со многими ошибками я так работал всюду, но нигде так напряженно, до предела физических сил, так как в разведке.

Все же всех Ваших поучений реализовать не сумел. И это, тем более, плохо, что я имел постоянное, очень чуткое отношение и помощь в работе со стороны тов. Ворошилова и тов. Ежова. <..>

Дорогой тов. Сталин! Я всегда чувствовал Ваше большое доверие к себе. Это самое дорогое, что может быть для каждого, и Ваше доверие буду хранить как самое ценное в личной жизни. Меня посылают на новую работу, и на этой работе прошу Вас оказывать такое же доверие, я все свои силы и жизнь отдам на то, чтобы это доверие оправдать».

Уже 15 ноября 1937 года, через две недели после ареста, Урицкий в заявлении на имя Ежова повинился уже не в недостаточной бдительности, а в антисоветской деятельности, в которой его обвиняли: «Признаю полностью свое участие в антисоветском военном заговоре, в который был вовлечен Якиром и Уборевичем… Мне известны, как участники заговора, следующие лица, кроме арестованных: Грибов, Великанов, Мерецков, Ковалев, Халепский и о которых я напишу…»[584].

Из «собственноручных показаний Урицкого» от 19 ноября 1937 г.:

«Перехожу к своей работе в РУ. За время этой работы я совершил два очень тяжелых изменнических преступления, а именно, принял участие в поддержке связи между ЯКИРОМ и УБОРЕВИЧЕМ с французским Генштабом и организовал встречу БЕЛОВА (И. П. Белов, командарм 1-го ранга, с июня 1937 года – командующий войсками Белорусского военного округа; арестован 7 января 1938 г. – М.А.) с представителем немецкого генштаба. <..>

Кроме того, незаконно, хотя и в легальной форме, через аппарат РУ, я давал самую детальную информацию по положению за рубежом ЯКИРУ и УБОРЕВИЧУ. Следует отметить, что БЕЛОВ как-то мало этим интересовался. <..>

С момента моего перехода на работу в РУ, я прекратил какие бы то ни было вербовки. Ни одного человека я не вовлек в контрреволюционную организацию (иск. ПОГРЕБНОГО). Далее, я взял установку, и БЕЛОВ с нею вполне согласился, что при всех условиях нам нужна сильная, здоровая разведка, и я все, что мог, делал для осуществления этого. Наконец, и сама обстановка в РУ была очень скверная как по существу, так и для попыток вербовки. Дело в том, что когда я пришел в РУ – в 1935 г. (15 апреля) я там застал полный развал, была вскрыта террористическая группа ЧЕРНЯВСКОГО, РЯБИНИНА. Многие из оставшихся работников считались подозрительными по своим связям с этими людьми. Меня приняли в РУ очень плохо, а именно, почти все старые руководящие работники во главе с НИКОНОВЫМ были люди БЕРЗИНА, работали с ним 10–15 лет, были ему преданы и ценили меня ниже его, часто ставили палки в колеса. Другая группа чекистов во главе с АРТУЗОВЫМ сразу встала на дыбы и тоже относилась плохо. Между обоими группами шла непрерывная склока, которую разбирал сам нарком ВОРОШИЛОВ.

В этих условиях, стремясь заслужить доверие партии и Наркома ВОРОШИЛОВА, я очень энергично взялся за работу и до последнего дня своего пребывания в РУ работал, не покладая рук, без преувеличения, больше всех.

Примерно к 1936 г. мне удалось подмять под себя все эти враждующие группы (рука у меня твердая), но тут я столкнулся с явным саботажем в работе со стороны группы АРТУЗОВА. Я сразу и очень резко поставил перед Наркомом вопрос о непригодности АРТУЗОВА и ШТЕЙНБРЮКА – это он всегда сможет подтвердить. Ставил я этот вопрос в продолжении всего 1936 года. Что они шпионы я не знал, но что они безобразно плохо работают – это я на каждом шагу испытывал. Что касается КАРИНА, то я его считал очень ценным знающим работником, более опытным, чем я в разведке, но он много болел, скулил, капризничал и, наконец, ничего не зная о его шпионстве, я добился его снятия, правда, вместо него назначил ВАСИНА (ВАЛИНА. – М.А.) (которого считал очень сильным работником, но который не скрывал, что он 100 % берзинский человек, был с БЕРЗИНЫМ на ты, последние годы работал с ним в ОКДВА, а, вообще, работал с БЕРЗИНЫМ лет 15). Я удалил ПУЗИЦКОГО еще в самом начале своей работы. По рекомендации АРТУЗОВА (и Нарком его знал еще по своей работе в МВО – когда МЕЙЕР был начальником Особого Отдела) я принял МЕЙЕРА, но и этот работал очень плохо, и в управлении есть его рапорта с моей подписью об увольнении, но в последний момент он упрашивал меня его оставить. АРТУЗОВ руководил работой 1 и 2 отделов (ШТЕЙНБРЮК, КАРИН), но руководил из рук вон плохо, так что часто и очень брутально, доводя до сердечных припадков ШТЕЙНБРЮКА и до слез АРТУЗОВА и КАРИНА, мне приходилось вмешиваться, и соответствующие работники-резиденты смогут подтвердить, какой характер носило мое вмешательство. В итоге, за все время работы этой группы – руководившей важнейшими отраслями работы, они ничего нового не создали, сидели на старых берзинских связях и то плохо их использовали.

Я лично руководил работой 3 отдела – техническая разведка, работал очень энергично вместе с