«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

начальником отдела СТИГГОЙ и, хотя и немного, но все же кое-чего реального добился, вполне реального. Руководил я непосредственно, никого не подпуская к этому делу, работой спец. Отделения ТУМАНЯНА, которое тоже дало, в общем, неплохие результаты.

Округами, радиоразведкой, дешифровальной службой и радиослужбой руководил МЕЙЕР, но делал это так плохо, что и здесь мне часто приходилось непосредственно заниматься этими делами, но особыми результатами, в частности в отношении округов, похвалиться нельзя. Все начальники разведотделов, без исключения, были назначены до меня (кроме н-ка разв. Отдела Балтфлота, где я снял БЕЛОВА – кажется, так была его фамилия – за бездеятельность и разложение и назначил хорошего партийца ТИМОФЕЕВА, а также ЗАБВО, где я снял подозрительного и разложившегося РУБЕНА и вместо него послал УШИКО (?), который, правда, только теперь я подумал, очень близок к БОГОВОМУ). Во всяком случае, я изо всех сил старался создать хорошую окружную разведку. Это полностью совпадало с моей установкой на создание сильной разведки, но уже к началу 1936 г. я убедился, что с большинством нынешних начальников окружных отделов (некоторые из них работали по 6 и более лет) ничего сделать не удастся.

Я все просил Наркома и Никол. Иванов. Помочь мне людьми, в частности просил т. ЦЕСАРСКОГО, и если бы Ник. Иван. не перешел в НКВД, он уже обещал его дать.

Когда удалось снять АРТУЗОВА – я просил у Ник. Ив. дать мне зама, несколько раз это было в присутствии Мих. Петровича. Я называл ФИРИНА, он раньше был помощником БЕРЗИНА, что он шпион, я понятия не имел, об этом мне впоследствии сказал Ник. Иванов. Я называл АЛЕКСАНДРОВСКОГО, которого я совершенно не знал, кроме того, что видел его 1 раз у ЕЖОВА, 1 раз у ТАРХАНОВА и 1 раз во время маневров в Киеве, но мне о нем говорили, как об очень энергичном человеке.

Учитывая, что я по горло сидел в испанских делах, мне надо было дать немедленно кого-либо, и я просил также и Наркома ВОРОШИЛОВА, чтобы он переговорил с Ник. Ив. и ускорил назначение ко мне зама. И вот, однажды весной 1937 года, Кл. Ефр. принес решение о назначении АЛЕКСАНДРОВСКОГО. Полагаю, что это было сделано по согласованию с Ник. Ив. Прямо скажу, что работа с АЛЕКСАНДРОВСКИМ мне очень понравилась, он был прямой, энергичный и крепко взялся за дело. Я имел много разговоров с АЛЕКСАНДРОВСКИМ о происходящих арестах, о делах НКВД, если это нужно, расскажу их содержание.

Из оказавшихся впоследствии шпионом – при мне и по моей просьбе к Ник. Ив. был назначен ранее работавший в комитете АБРАМОВ, который был мною посажен на техническую работу по отправке тысяч людей в Испанию. С этой работой он справлялся вполне удовлетворительно.

Как выяснилось, в 1937 г. аппарат РУ был до предела насыщен шпионами, но кроме перечисленных АБРАМОВА, АЛЕКСАНДРОВСКОГО, МЕЙЕРА и ЯНОВА, никто из них не был принят мною, все они разоблачены мною (а я считаю, что есть еще не разоблаченные и имею конкретные предположения, если сочтет необходимым доложу) были в Разведотделе по 10 и больше лет. …

О ЯНОВЕ я уже докладывал комиссару НИКОЛАЕВУ, это очень недалекий, политически невежественный, но исполнительный и добросовестный человек, и каждый отравляющийся в Испанию, каждый прибывающий раненый почувствовал на себе его заботу. <..>

Среди отправленных мною за рубеж были два моих родственника, а именно:

Полк. ВОЛКЕШТЕЙН – внук известной народоволки. С этим человеком я никаких личных отношений не имел, он брат жены брата моей жены. <..>

Наконец, я привлек к работе брата моей жены Д. КРАМОВА. <..>

Вместе с тем – и это до каждого отдельного человека можно проверить – я за 2 года всей работы, исключительно в целях оздоровления в РУ, вычистил в центре и округах около 300 человек. Среди них, уволенные по моей инициативе, впоследствии выявленные как шпионы или враги народа: Угер (его принял ХАЛЕПСКИЙ к себе), ЦАКОВ (осужден по моей инициативе), ЖБИКОВСКИЙ (впоследствии выяснилось, что шпион), ГЕККЕР, ПАНЮКОВ, ПАНОВ, КИВИНСКИЙ, ТОЛОКОНСКИЙ (троцкист), САФРАЗБЕКОВ из МНР, ТВЕРДОХЛЕБОВ (б. троцкист), ЛИХОВЕЦКИЙ (быв. пом. в/а в Италии, был мною изобличен как шпион и передан в НКВД). По моей инициативе был отозван из-за границы, так как я узнал о его связях с террористом ЛУРЬЕ – некто по фамилии, кажется, ВАЙС (надо проверить, он работал с ЮРОВИЧЕМ) и с большим трудом убедил ГАЯ арестовать его, снять и уволить с работы целую группу ставленников АРТУЗОВА, не говоря уже о том, что десятки рекомендованных им лиц и очень настойчиво протаскиваемых – я не принял. Этот список не полный, не зная совершенно еще о шпионстве многих, но по подозрению и по деловым мотивам я снимал и очищал РУ. В то же время по личным заданиям Ник. Иванов. я обеспечил возвращение в Союз всех, кого он мне указал, без исключения, как проходящих по разным делам, начиная с ПУТНА, СЕМЕНОВА (прав. эсера), БОРОВИЧА, Зоси ЗАЛЕССКОЙ, КЛИМЕНКО и многих десятков других, все „благополучно“ прибыли и попали в руки НКВД, например, в отношении СЕМЕНОВА, за которого можно было опасаться, что он не вернется в Союз, мною был разработан и через ТУМАНЯНА был проведен специальный план, обеспечивший его возвращение при всех условиях. Разумеется, можно сильно сомневаться в моих побуждениях, заставивших меня стремиться на деле к тому, что работа РУ шла не плохо, можно сомневаться, почему я этого добивался, но я, прежде всего, не видел никакой пользы даже той подлой организации, к которой я принадлежал, в том, чтобы была плохая разведка, наконец, я опускаю всякие другие мотивы (а они были) – я просто мог бы запутаться, если бы в таком организме как РУ, действовал иначе, и еще следует иметь в виду, что я хотел хорошими результатами добиться доверия.

Еще отмечу, что в самом начале 1937 года, когда стали известны компрометирующие данные о НИКОНОВЕ и БОГОВОМ, я спросил у Ник. Иванов. согласия на их увольнение, но он велел повременить.

Разумеется, вся эта моя „честная“ работа ни черта не стоит (но я описал как было в самом деле) потому, я изменил родине и очень тяжело…»

Из Протокола допроса арестованного УРИЦКОГО Семена Петровича от 20–23 декабря 1937 года: «…Действительно хочу рассказать всю правду, чтобы этим хоть немного искупить свою огромную вину. Я прошу мне поверить также и в том, что у меня и раньше были мысли раскаяться, рассказать все о своих преступлениях. Но у меня тогда не хватило мужества.

ВОПРОС. Насчет искренности и раскаяния вы лучше помолчите. Вам несколько раз представлялась полная