«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

моим отъездом из Японии я сообщил ОКАМУРА, что САБАРВОЛ передается на связь ШАДРИНУ; 2) агент „Лавров“ – бывший белогвардеец; 3) агент ХЕГГИНС (кличка „Арика“) – американец; 4) агент „№ 16–29“ – японец, секретарь японского общественного деятеля. <..>

Давая характеристику их работы, я указал, что „Лавров“ и „№ 16–29“ связаны с БУКИНЫМ.

По гор. Кобэ я выдал ОКАМУРА двух агентов – японцев, связанных с НОВИНСКИМ: „№ 34“ – мелкий книготорговец и „Бедняк“ – бывший журналист.

Впоследствии мне стало известно, что агент Разведуправления РККА – САБАРВОЛ, в 1934 г. был арестован японцами. Судьбу же других выданных мною агентов я не знаю <..>».

Перечень материалов, которые Панов якобы передал Окамуре, весьма сомнителен, так как к подобной информации он доступа не имел. Речь идет о явном самооговоре. Что же касается Окамуры, то он был явной подставой кэмпэйтай, которая засылала своих сотрудников в советские представительства, чтобы их вербовали разведчики из военного ведомства и НКВД, работавшие в Японии под прикрытием.

15 марта 1938 года Военная Коллегия Верховного суда СССР приговорила бывшего заместителя начальника 2 отдела Разведуправления РККА, комбрига П. А. Панова к высшей мере наказания – расстрелу. Он был реабилитирован 23 ноября 1955 года.

В сентябре 1937-го Ежов добился у Сталина назначения на должность исполняющего обязанности начальника Разведупра контрразведчика, старшего майора госбезопасности С. Г. Гендина[580]. А в личных беседах с Николаевым (начальник ОО ГУГБ НКВД) заявлял, что будет лично руководить военной разведкой[581].

Можно не сомневаться в том, что, если бы «Рамзай» – Рихард Зорге – вернулся в СССР в ноябре 1937 года, он был бы арестован.

С февраля 1932 по октябрь 1937 года военным атташе при полпредстве СССР в Японии являлся комдив Иван Александрович Ринк.

«Совершенно секретно

Военный атташе в Японии комдив Ринк Иван Александрович, рождения 1886 года, уроженец Латвии, из крестьян; в 1910 году окончил Виленское военное училище; в старой армии штабс-капитан; в РККА с 1919 года.

В отношении Ринка арестованный бывший торговый представитель СССР в Японии Кочетов показал следующее:

„Примерно через неделю после установления шпионской связи с Уэда я от военного атташе в Японии Ринка узнал, что он является офицером японского генерального штаба, а бюллетень „Печиро Цусим“ фактически издается на деньги японского генерального штаба. Юренев (К. К. Юренев – посол СССР в Японии. – М.А.) добавил при этом, что основные сведения о наших базах японцы получили от Ринка, который был в 1936 году на маневрах ОКДВА и хорошо обо всем информирован. Далее Гамарник сказал, что он предложил Таирову (В. Х. Таиров в первой половине 30-х годов был заместителем командующего ОКДВА, а затем получил назначение послом в Монголию. – М.А.), чтобы последний обеспечил выезд Ринка на очередные маневры в ОКДВА, так как Ринк там очень нужен будет. Ринку он также пошлет указания об этом“.

Кроме того, арестованный участник военно-троцкистского заговора Никонов (комдив А. М. Никонов – заместитель начальника Разведупра. – М.А.) в отношении Ринка показал:

„Ринк, военный атташе в Токио, усиленно нас дезинформирует. В период последнего военного нападения Японии на Северный. Китай, когда по всем данным определился маневр японского империализма, направленный к тому, чтобы под шумок северо-китайских событий мобилизовать свою армию и перебросить ее на материк для последующей войны против СССР (пройдя безнаказанно опасный для Японии этап морских перевозок) – Ринк слал дезинформационные успокоительные телеграммы о том, что в японской армии все нормально“.

Ринк, будучи начальником 4-го отдела штаба РККА (отдел внешних сношений; октябрь 1930 – февраль 1932. – М.А.), поддерживал близкую связь с германским военным атташе Нидермайером. Последний часто посещал Ринка, приносил ему подарки и приглашал его к себе на квартиру. Ринк же стремился удовлетворять все заявки Нидермайера, иногда целыми днями занимался исключительно немецкими делами (подбор книг, циркуляров, билетов на парад и проч.).

Прошу санкционировать отзыв Ринка из Японии с последующим его арестом.

Начальник 5 отдела ГУГБ НКВД СССР

комиссар гос. безопасности 3-го ранга (Николаев)»[582].

Документ составлен без указания адресата. Однако практика организации подобных дел в НКВД дает основания утверждать, что таким адресатом мог быть нарком Ежов или его первый заместитель – начальник ГУГБ комкор М. П. Фриновский. Как бы то ни было, санкция на отзыв Ринка из Японии и его арест была сразу получена.

Арест, судя по всему, состоялся не ранее ноября 1937 года. Из Протокола допроса РИНКА Ивана Александровича от 15 декабря 1937 года:

«ВОПРОС. Вы до сих пор скрываете от следствия Ваше участие в латышской фашистско-японской организации. Ваши сообщники по этой организации уличают Вас. Приступайте к показаниям.

ОТВЕТ. Да. Я скрыл эту сторону своей контрреволюционной деятельности. Мне казалось – поскольку наша латышская организация не раскрыта. Большинство ее участников крепко сидит на местах в СССР и за границей, в том числе и на руководящих постах, в особенности в Разведывательном управлении РККА, мне удастся скрыть свое участие в этом деле. Теперь я решил правдиво Вам рассказать все.

Я был завербован в латышскую подпольную организацию бывшим начальником Разведотдела ОКДВА ВАЛИНЫМ-ГАЙЛИСОМ в 1935 году. Однако, до этого я уже был близко связан с начальником Разведывательного управления РККА БЕРЗИНЫМ Яном Карловичем и через него был связан с руководимой им группой националистов-латышей, работников Разведупра РККА. Я считаю, что тогда окончательному и формальному моему вовлечению в латышскую подпольную организацию в Москве помешал мой отъезд в начале 1932 года за границу на работу военного атташе СССР в Японии.

ВОПРОС: Каким образом Вы впервые связались с участниками латышской фашистско-шпионской организации?

ОТВЕТ: В 1922 году я поступил на работу в Разведывательное управление РККА, куда меня принимал бывший тогда начальник Разведупра БЕРЗИН Я.К. В первом же нашем разговоре у него в кабинете, БЕРЗИН открыто вел себя и высказывался, как латышский националист. Он прямо заявил мне, что очень рад прибавлению еще одного латыша в Разведупре, что „латыши должны жить единой и тесно-спаянной семьей, поддерживая друг друга“. Он указал, что в Разведупре уже собрана „крепкая группа земляков, прирожденных разведчиков, и мы имеем все возможности решительно влиять на внутреннюю и внешнюю политику России“. В заключение он сказал, что я должен буду впредь твердо ориентироваться на него, БЕРЗИНА, и собранную им в Разведупре группу латышей.

Эта изолированная националистическая линия БЕРЗИНА и бывшего до него начальника Разведупра – ЗЕЙБОТ, была достаточно ясна: кадры руководящих работников комплектовались преимущественно из латышей.

Люди других национальностей, в особенности русские, обычно под тем или иным предлогом отводились от разведывательной работы. Особенно я почувствовал это, когда в 1929 г. перешел на работу в 4-й Отдел РУ, подбиравший кадры заграничных работников (военный атташат). БЕРЗИН в беседах в этот период прямо говорил мне, что „все прочие, в том числе и русские, не надежны, и они