Любовь и Западный мир - Дени де Ружмон

Воплощение Слова в мире – от Света во Тьму – таково неслыханное событие, избавляющее нас от несчастья жить. Таково средоточие всего христианства и очаг христианской любви, которую Писание называет агапе.

Беспрецедентное и «естественно» невероятное событие. Поскольку факт Воплощения является коренным отрицанием всякого вида религии. Это высшее потрясение не только для нашего разума, не приемлющего этой немыслимого смятения бесконечного и конечного, но прежде всего для нашего естественного религиозного духа.

Все известные религии стремятся сублимировать человека, завершая осуждением его «законченной» жизни. Бог Эрос превозносит и сублимирует наши желания, объединяя их в одном Желании, приводящем к их отрицанию. Конечная цель подобной диалектики есть не-жизнь, смерть тела. Поскольку Ночь и День несовместимы, постольку сотворенный человек, принадлежащий к Ночи может обрести спасение лишь перестав быть, «затерявшись» внутри божества. Но христианство своим догматом о воплощении Христа в Иисусе опрокидывает эту диалектику с ног на голову.

В подобном положении смерть становиться первым условием, а не как ранее последним пределом. То, что Евангелие называет «смертью самой по себе», то есть началом новой жизни уже здесь в дольнем мире. Это не бегство духа из мира, но его возвращение в силе в дольний мир! Прямое воссоздание. Новое утверждение жизни, правда, не прежней и не идеальной жизни, но жизни, вновь обретенной Духом.

Бог, истинный Бог, сделался человеком, истинным человеком. В личности Иисуса Христа тьма по-настоящему «обрела» свет. И всякий человек, рожденный от женщины, который верует в это, возрождается от духа прямо сейчас: смерть сама по себе и смерть для мира, поскольку «я» и мир суть грешники, но мы предаемся самим себе и миру, поскольку дух желает нас спасти.

Отныне любовь уже не бегство и непрерывный отказ от действия. Она начинается уже за гранью смерти, но возвращается к жизни. И это обращение любви приводит к появлению ближнего.

Для Эроса творение являлось лишь иллюзорным предлогом, поводом воспламениться; и нужно было тотчас от него избавиться, поскольку цель всегда заключалась в вящем горении до смерти! Частное бытие едав ли оказывалось недостатком и помрачением единого Существа. Как его по-настоящему любить таким, каким оно представало? Поскольку спасение лишь по ту сторону, постольку религиозный человек отворачивался от творений, отрицаемых его богом. Но Бог христиан – и только Он один из всех известных нам богов – не отвращался, а наоборот: «ОН ВОЗЛЮБИЛ НАС ПЕРВЫМ» в нашей форме и наших ограниченностях. Что случилось еще до облачения ими. И, облекшись в состояние грешного и отдельного человека, но не греша и не разделяясь, Божия Любовь открыла нам совершенно новый путь – путь освящения. Противоположность сублимации, являвшейся иллюзорным бегством за пределы конкретной жизни.

Тогда любовь становится позитивным действием – воздействием трансформации. Эрос искал преодоления до бесконечности. Христианская любовь есть послушание в настоящем. Ибо любить Бога значит повиноваться Богу, повелевающему нам любить друг друга.

Что означает: любите ваших врагов? Это отказ от эгоизма, желания себялюбия и тоски, это не только смерть отдельного человека, но и рождение ближнего. Те, кто его иронически спрашивал: «Кто мой ближний?»; Иисус отвечал: «Тот человек, который в вас нуждается».

Все человеческие отношения с этого мгновения меняют смысл.

Новый символ Любви уже не бесконечная страсть души в поисках света, но брак Христа и Церкви.

В него обращается сама человеческая любовь. Тогда как языческие мистики сублимировали любовь до такой степени, чтобы сделать из нее бога, одновременно обрекая ее на смерть, христианство восстанавливает ее в своем порядке, освящая браком.

Подобная любовь, создаваемая по образу любви Христа к своей Церкви (Послание к Ефесянам Святого Апостола Павла, глава 5, стих 25), в действительности может быть только взаимной. Ибо он любит другого таким, каким он есть – вместо того, чтобы любить идею любви или ее смертоносное и восхитительное горение («Лучше жениться, чем гореть», – как пишет Святой Апостол Павел в Послании к Коринфянам). Больше того, это счастливая любовь – несмотря на оковы греха – поскольку она признается уже в дольнем мире в послушании и полноте своего порядка.

Дуализм Дня и Ночи, доведенный до своей логической крайности, завершался, с точки зрения жизни, абсолютным несчастьем, являющимся смертью. Христианство предстает не смертным несчастьем для человека, отделенного от Бога, но воссоздающим и блаженным несчастьем уже в этой жизни для верующего, который «постиг спасение».

4. Восток и Запад

Можно ли определить Восток и Запад не географическим способом? При наличии столь сложной проблемы и в отсутствие всякого удовлетворительного ответа честность писателя сводится к оглашению его личной системы ссылок. То, что я называю Востоком, в данном произведении является направленностью человеческого духа, нашедшего в Азии свои высшие и чистые выражения. Я разумею разговор о форме мистики одновременно дуалистической в своем видении мира и монистической в своем исполнении. К чему стремится «восточная» аскеза? К отрицанию разнообразного, к поглощению всех в Едином, к полному слиянию с богом, или если нет бога, как в буддизме, с Единым всеобщим Существом. Все это предполагает Мудрость, технику постепенного просветления, – йоги, например, – восхождение индивида к Единству, где он теряется.

И я назову «западной» религиозную концепцию, которая, по правде сказать, пришла к нам с Ближнего Востока, но которая восторжествовала только на Западе: учение, полагающее между Богом и человеком существование пропасти или, по словам Кьеркегора, «бесконечного качественного различия». Значит, нет ни возможного слияния, ни сущностного соединения. Но одно причастие, образчик которого в браке Церкви и ее Господа. Это подразумевает внезапное озарение или обращение, нисхождение Благодати, идущей от Бога к человеку.

Эти две подобным образом обозначенные крайности не затруднят себя того, что на Востоке существуют многочисленные западные тенденции и наоборот (но я не занимаюсь здесь историей религий).

* * *

Теперь напомним, что Эрос желает союза, то есть сущностного слияния индивида в боге. Отдельный индивид – это чудовищное заблуждение должно возвышаться до такой степени, чтобы раствориться в божественном совершенстве. Пусть человек и не привязывается к творениям, ведь они не обладают никаким превосходством, а лишь в качестве частных выражают одни недостатки Бытия. Значит, мы не имеем ближнего. И возвышение Любви будет в то же самое время его аскезой, путем, ведущим по ту сторону жизни.

Агапе, напротив, не стремится к единению, которое бы возникло по ту сторону жизни: «Бог на небе, а ты на земле». И твоя судьба разыгрывается в дольнем мире. Грех заключен не столько в порожденном существе, сколько в утратившем Бога