90 лет вместе со всей страной: воспоминания и размышления (Кантуры, Хитрые, Щерба) - Николай Александрович Каланов

совсем не стремится их сразу же уничтожить. Мы «засекли» цели, наносили их на планшеты-карты, определяли координаты, подготавливали данные для артиллерии, чтобы в нужный момент их «накрыть», подавить, уничтожить, а не вспугнуть. А для того, чтобы подтянуть, накопить достаточное количество орудий, минометов, снарядов, людей.

В январе 1945 г. наши войска освободили другой концентрационный лагерь на польской земле в г. Освенциме. В этом лагере фашистами было истреблено более 4 млн человек.

Готовилось новое наступление

Нашему взводу топоразведки была поставлена задача, кроме привязки наших основных огневых позиций, выявить и определить координаты отдельных орудий и батарей, зарытых, укрытых самоходных установок, танков, пулеметных гнезд, дзотов, дотов и других огневых точек, траншей, наблюдательных пунктов и прочих, постоянных, запасных и ложных мест противника, и последующей подготовки (расчета) данных для стрельбы наших артиллерийско-минометных батарей. Разведанные цели сверялись с разведанными аэрофотосъемкой и другими способами.

Несмотря на постоянный обстрел и бомбардировку переправ повреждения быстро устранялись, ночами сооружали новые переправы.

На плацдарм и к переправам подтягивались все новые войска, накапливались боеприпасы. Чувствовалось, что готовилось новое наступление.

Однажды вечером разведка сообщила о перемещениях большого количества (около 300–500) танков противника. Мы пару суток были в напряжении. Отступать нам было некуда: позади ледяная вода Вислы, впереди, в сотни раз превосходящие силы противника. Но на другом берегу реки нас подбадривала наша дальнобойная. На следующую ночь начался сильнейший массированный артобстрел наших позиций, казалось настоящая артподготовка. По переправам били тяжелыми минометами и самолетами-снарядами. Земля дрожала и казалось раскалывалась от взрывов. Все заволокло удушливыми газами. У некоторых кружилась голова. Окопы разрушались, сравнивались с поверхностью. В «воздухе» смерчем летели комья земли, осколки, колыхалась стеной мерзлая мокрая пыль. Дышать становилось труднее. Напряжение росло. Прямые попадания в штабеля боеприпасов разбрасывали их и частично взрывали, создавая фейерверки, особенно разрывные и трассирующие. Эта ночь была адом не только для молодых. Некоторые скулили. Старшие угрюмо молчали, думая о своем тяжелом положении, успокаивали: «Не хныкать!». Я не скулил, про себя думал всегда: «Чему быть, того не миновать». Досадно было погибнуть бездарно, от шальной пули, осколка. Думалось подороже отдать и не попасть раненным в плен. Позже я думал, что мы пережили 15–20 минут ада массированного артобстрела, а что люди ощущали после двухчасовой артподготовки, где на каждый квадратный метр упало несколько снарядов. Нужно отметить, что окопы и блиндажи у немцев были во много раз прочнее наших. А непосредственно в Германии подвалы зданий непробиваемы и фугасами.

Готовились к отражению атаки танков. Однако уже через 15–20 минут стало ясно, что это «разведка боем», а 500 танков были ложными, фанерными, для психологического напряжения. Все же эти 30–40 минут многим молодым из пополнения запомнились крепко, и пригодилось как испытание мужества, выдержки.

Очевидно, немецкой разведке стало известно, просьба союзников начать раньше наступление, спасая 2-ой фронт, где в Анденнах немцы здорово их побили. И эта массированная атака на плацдарм была разведкой боем для уточнения.

Встреча с Жуковым

Я все время был на главном НП с немецкой трофейной стереотрубой. Проверял и уточнял разведанные цели со смежными НП, опираясь на более достоверные ориентиры. Вдруг на НП заходят человек десять начальников в зимних формах отличия (звания были не видны)… Я тогда знал только полковых и КАД. Поднялся. Крупный мужчина, посмотрел в стереотрубу внимательно по всей ширине полосы фронта, кое-где с задержкой. Посмотрел мой планшет с обстановкой и целями. Спросил как определяли координаты и их точность. Я отвечал. Другому начальнику сказал: – Надо в этой полосе хорошо изучить нейтральную, замерять ее глубину, изучить минные поля и что-то еще. Затем все удалились. Последним выходил заместитель командира полка. Стукнул меня по плечу: – Ты знаешь кто это был? Наверно, с корпуса? – Нет, это сам Жуков. А я его не рассмотрел как следует.

Числа 12–13 января 1945 г. мне, Монько и Уварову было дано задание промерить ширину нейтральной полосы. 13 января весь день на самом переднем краю. Еще раз смерили промеры нейтральной зоны, вероятные минные поля и возможные проходы, защищенные от обстрела прямой наводкой. Все доложил, все согласовали с пехотой. Их интересовало перемещение отдельных немцев, их маршруты и зоне нейтральной полосы. Все это было раньше в нашем журнале наблюдений и теперь очень пригодилось.

Но перед рассветом опять оказия. Снаряд или что-то другое (мины все время за нами гонялись), один из них попал в угол блиндажа. На деревянной полке стоял светильник и банка с лигроином. Все это упало на нары и начался пожар. Все вскочили и начали выскакивать кто как. А я ведь отвечал за всех. Карабины мы складывали в плащ-палатку. Я схватил все в охапку и тоже выскочил, спасая оружие. Но кроме оружия нужно было вытащить оптические приборы (стереотрубу и пр. планшеты, карты, расчеты). Я толком не успел глотнуть свежего воздуха, как вдруг Бог войны дал первый залп по всем позициям переднего края немцев, а затем непрерывный гром расколол небо. Ведь работали десятки тягачей, орудий и минометов всех систем с накопительной скоростью. Однако, я задержался на несколько секунд. Приказал своим ребятам: кто смелее за мной за приборами и пр., а сам ринулся в горящий блиндаж. А там уже как огромная печь. И все это в основном из-за котелка или большой банки лигроина. Вместо соломы было полова, а нары – доски сухие, обитые лигроином. Я стереотрубу и другие приборы. В общем успели вытащить все. У некоторых сгорели телогрейки, шапки. В полове блиндажа были разбросаны винтовочные патроны, запалы от гранат. Все это рвалось и летело в нас. Мы получили небольшие ожоги. А вывих ноги я почти не почувствовал. Мы некоторое время позабыли об артподготовке. Вся первая полоса немецкой обороны было поднята вместе с землей, сплошной стеной на десятки метров в высоту. Все наши снаряды и мины не давали опуститься вниз, сплошной рев и визг реактивных установок – «Катюши». Уже стало светать и пошла наша штурмовая авиация. Авиация бомбила глубину 2-й и 3-й линии обороны и транспортные узлы, не давая немцам развернуться или отвести свои порядки в глубину.

Но спать пришлось недолго. Проснулся не столько от грохота взрыва, сколько от жгучей боли в ноге. Грохота не слышал. Шальной тяжелый снаряд попал в угол блиндажа, разворотил перекрытия. В мою ногу чем-то угодило. С трудом открыл глаза. В блиндаже полыхало пламя, ребята ошалело выскакивали из блиндажа. Боль в ноге куда-то отодвинулась, блиндаж быстро наполнялся дымом. Я схватил в охапку карабины своего отделения и