История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

были избраны угодные им люди; народ же в большинстве своем чувствовал глубокое возмущение и стыд после подлой выдачи короля англичанам, видя в этом деянии источник всех грозивших ему ныне опасностей, а потому был чрезвычайно враждебно настроен против всех, кого считал виновниками случившегося.

По открытии Парламента Ланарк и Лодердейл приложили все усилия, чтобы разжечь в народе ненависть к английской армии, которая, по их словам, подвергла короля заточению и дурному обращению, заставив таким образом Парламент нарушить договор между двумя королевствами. Парламент не в силах освободить короля, армия же по сути уже совершенно его низложила, поскольку не позволяет ему исполнять обязанности монарха и не допускает к нему подданных. Этим грубо задеты интересы шотландского королевства, у которого, хотя оно не зависит от Англии и английского Парламента, последние отняли короля, лишив шотландцев возможности говорить с ним, а Его Величество — посылать к ним известия. Все это явилось таким дерзким актом вопиющего попрания закона наций и столь вероломным нарушением Торжественной Лиги и Ковенанта, а также договора между королевствами, что теперь все обязательства перед Богом и людьми вменяют шотландцам в прямой долг вернуть свободу королю и восстановить собственную честь, не жалея ради этого жизни, имущества и всего самого дорогого, что у них есть. А потому Ланарк и Лодердейл потребовали, чтобы Парламент приступил к обсуждению мер по скорейшему набору армии, каковая, уверяли они, едва вступив в пределы Англии, тотчас же обретет союзника в лице всего этого королевства, за исключением одной лишь армии. И тогда быстро обнаружится, что парламенты обоих королевств страстно желают одного и того же — счастливо жить под властью одного и того же короля.

Эти доводы, подхваченные и поддержанные многими влиятельными особами, встретили столь всеобщее одобрение, что Аргайл счел бессмысленным открыто против них возражать и как-либо с ними спорить. Он видел, что выборы рыцарей и членов от городов прошли именно так, как того хотели Ланарк и Лодердейл, и что новые члены Парламента готовы поддержать любые их предложения; он также убедился, что Ланарк и Лодердейл сумели привлечь на свою сторону большую часть духовенства, которая теперь принимала на веру все их слова. А потому Аргайл не стал противиться их предложениям, а только выразил желание, чтобы они хорошенько обдумали свой образ действий в столь важном предприятии, грозящем обернуться кровопролитной войной между двумя королевствами, которые до сих пор вели себя как братья и успели извлечь громадную выгоду и пользу из своего союза. Он выразил надежду, что Парламент и в мыслях не имеет поколебать заложенные прежде основания, на которых покоится система правления, обеспечившая благополучие королевства. Ведь если эти основания будут разрушены, то все зло и вся тирания, которые испытали и претерпели шотландцы в прежние времена, вновь обрушатся на них бурным потоком и непременно их погубят. Тогда все члены Парламента заявили, что не намерены ни в малейшей степени отступать от порядка управления, установленного для обоих королевств Торжественной Лигой и Ковенантом, которую они свято чтут, полагая своим исполнить все, ею предусмотренное. После этого Аргайл умолк, как будто удовлетворенный услышанным; впрочем, он нимало не сомневался, что, когда они перейдут от планов к действиям, у него найдется достаточно возможностей помешать им быстро добиться успеха и воспрепятствовать исполнению и осуществлению их замыслов.

Когда шотландские лорды находились в Англии, они часто посещали Гемптон-Корт, пока там жил король, и усиленно обхаживали всю его партию, дабы расположить ее к себе; особое же в этом смысле усердие они выказали в отношении джентльменов с севера, которые с чрезвычайной доблестью служили королю и обладали в тех краях немалыми богатствами, способными подкрепить их влияние. К их числу принадлежали две видные особы — сэр Мармадьюк Лангдейл и сэр Филип Масгрейв, имевшие обширные поместья, один — в Йоркшире, а другой — в Камберленде и Вестморленде. До войны они занимали высокое положение в своих графствах, исполняя должности мировых судей и лорд-лейтенантов, а с началом военных действий приняли командные посты в королевской армии и снискали себе репутацию отважных, дисциплинированных и энергичных офицеров. Они сражались до конца, а впоследствии, не предпринимая ни малейших попыток примириться с Парламентом через уплату композиций, ожидали удобной возможности вновь выступить с оружием в руках. Парламенту и старшим офицерам армии оба они внушали сильнейшие подозрения — как люди, которых невозможно заставить подчиниться, а потому лучше было бы арестовать.

Шотландские лорды без колебаний сообщили этим двум джентльменам о своих планах и без тени сомнений заявили, что смогут побудить все шотландское королевство и весь народ к вступлению в войну с Англией на стороне короля. А потому они выразили желание, чтобы Лангдейл и Масгрейв, используя свое влияние и авторитет в северных графствах, склонили их к совместным действиям с шотландцами. Зная же, что взгляды Лангдейла и Масгрейва слишком хорошо известны, чтобы они могли без всякой для себя угрозы находиться близ Лондона, а тем более в собственных графствах, лорды пригласили их в Шотландию, твердо заверив, что там они найдут не только безопасность, но и радушный прием, смогут на месте наблюдать за приготовлениями шотландцев, а когда все будет готово к выступлению — сыграть самостоятельную и важную роль в будущих событиях.

Пребывая теперь в полной уверенности, что шотландцы поднимут оружие за короля, джентльмены приняли это предложение. А потому, тайно посетив родные графства, велев своим друзьям быть наготове и ждать сигнала и условившись, как они будут впоследствии держать между собой связь, Лангдейл и Масгрейв отправились в Шотландию к тем, кто их пригласил, и были приняты ими достаточно любезно. Проведя несколько месяцев в тайном месте, где с ними также очень хорошо обходились, они, по открытии Парламента, вернулись в Эдинбург, где встретили чрезвычайно доброжелательное отношение со стороны всех, кто был с ними знаком. Поэтому они стали вести себя увереннее и выражаться свободнее, тем более что лорды рассказали им обо всех своих планах и о тех уловках, которые им придется пускать в ход, пока еще не набрана армия, главные препятствия на пути к созданию коей, полагали лорды, ими уже преодолены.

Хотя шотландские комиссары удалились из Лондона вскоре после того, как заявили решительный протест против действий Парламента и сочли, что им давно пора позаботиться о собственной безопасности, покинув Лондон, где они всякий день подвергались грубым оскорблениям и поношениям, — однако, едва в Шотландии начали готовиться к созыву Парламента, вестминстерские лорды и общины послали в Эдинбург собственных комиссаров, как будто рассчитывали и там взять верх при голосовании;