Каждому свое - Елена Евгеньевна Съянова

картотеку из тайников и быстро собрать для инструкций штат руководства ГТФ. Необходимо было также получить разрешение генерала Клея, заместителя главкома по гражданским делам в американской зоне.

Со всем этим Лей справился за сутки. «Я Лей, он Клей – как-нибудь договоримся», – пошутил он и договорился, за несколько минут по телефону. Основное время ушло на сбор сотрудников. Клей распорядился выделить для их доставки несколько самолетов; за остальным же американцы даже не успели проследить. 21 мая, вечером, тридцать чиновников высшего и среднего звена руководства ГТФ уже сидели в своей чудом уцелевшей штаб-квартире в Кёльне и ждали Лея. Американцы были восхищены этой армейской дисциплиной гражданских лиц и организаторскими способностями их руководителя. Но уж совсем их поразило то, как тот сумел спрятать гигантскую картотеку ГТФ, «растворив» ее в Кёльнской городской библиотеке.

За ночь Лей со своими сотрудниками подобрали часть картотеки; американцы еще с вечера занялись оповещением граждан – членов Трудового фронта, оставшихся без документов, о возможности их восстановить.

Эксперимент начался 22-го, утром. У штаб-квартиры ГТФ собралась толпа, которая стала сразу дисциплинированно вытягиваться в цепочку.

Тридцать немецких и столько же американских сотрудников работали до ночи. Все идентифицированные по фотографиям и росписям получали свои карточки членов Трудового фронта с американской печатью и, таким образом, восстановили в американской зоне многие из своих прав, существенно облегчавших существование.

Уже в ближайшие дни американскую зону разбили на десять секторов, привлекли новых сотрудников, и они заработали на местах по «местным» картотекам. Затем сотрудники ГТФ отправились в Вюртемберг и Штутгарт, к французам; англичане же от этой акции отказались наотрез.

Немцы с самого начала взялись за дело как одержимые. Работавшие с ними американские офицеры понимали их стремление помочь своим обездоленным согражданам, но сами особого энтузиазма не проявляли. Однако – лишь поначалу. Когда ночью американцы отправлялись спать и запирали входные двери, немцы продолжали работать за своими столами, подбирая карточки по составленным заранее спискам; граждане на улице не расходились, даже если шел дождь; дети плакали, измученные женщины закрывали им ладонями рты, упрашивая не шуметь, видимо, опасаясь рассердить этим шумом американцев. Понаблюдав такую картину, американские офицеры уже на третью ночь открыли двери и стали впускать женщин с детьми внутрь здания и даже устроили им ночлег в бывшем конференц-зале, а затем установили между собой дежурство.

23 мая англичане арестовали во Фленсбурге всех имеющихся там членов правительства во главе с Деницем. Но на активность Лея в Кёльне это пока не повлияло: американцы в происходящем там были и сами заинтересованы. Параллельно они составляли собственную картотеку.

Конечно, не все шло гладко. Например, сразу же пришлось столкнуться с совсем неожиданной трудностью. Вот подходит к столу человек, называет фамилию, имя… Вот найдена карточка с теми же данными и фотографией. А лицо на ней другое. Лицо человека, моложе на двадцать лет.

Особенно часто такое происходило с женскими лицами. На фотографии женщина молода и улыбчива, а у стола сидит печальная старуха.

Лей работал вместе со всеми. Его стол отличался от остальных только наличием телефона. Но именно к нему упорно стремилась цепочка людей, к нему со всех сторон огромного помещения тянулись все взгляды, ему на стол кто-то незаметно положил тайком принесенные цветы.

Одна из посетительниц, пока сидела у его стола, все время пыталась незаметно продвигать в его сторону свою руку… Это заметил американский офицер за соседним столом и сделал ей замечание. Женщина отдернула руку и покраснела, а когда Лей поднял на нее вопросительный взгляд, покраснела еще больше.

– Я только хотела… дотронуться до вас, – прошептала она, со страхом косясь на американца. – Я всегда видела вас на трибуне… далеко, и мне так хотелось… Простите меня.

Отдавая ей карточку, Лей встал из-за стола и, взяв ее руки, несколько секунд подержал в своих. Женщина расплакалась и выбежала.

– Что за сцены вы разыгрываете?! – недовольно заметил Лею американский офицер. – Не можете жить без народной любви?!

– Они еще просто не остыли, – ответил Лей. – Ничего… скоро ваша пропаганда сделает свое дело, и они начнут плевать в нас и бросать камни. Недолго осталось ждать.

– А вы считаете, что этого не заслужили?! – вскипел американец. – Вы с вашим сумасшедшим фюрером ввязали весь мир в бойню, вы растоптали собственный народ, а теперь тешите тут свою арийскую сентиментальность за счет экзальтированных дамочек!

– Я только хотел вас утешить, пробормотал Лей, сознавая, что ведет себя недопустимо.

Четвертые сутки работы почти без передышек давали о себе знать. Офицер треснул кулаком по столу:

– Без всякой пропаганды они и сейчас бы плюнули, если бы вы не сидели тут под нашей защитой! – закричал он. – Но вы такой же трус, как и ваш Адольф, отравившийся крысиным ядом!

Все присутствующие напряглись и уткнулись в свои бумаги. Роберт почувствовал, как у него полыхнуло возле глаз; лицо мгновенно взмокло, точно в него плеснули грязной водой. Он глубоко вздохнул и, сцепив пальцы на затылке, потянулся так сильно, как только мог, сразу ощутив покалывание в голове от прилива крови, рассеявшего спазм бешенства. Потом, выпрямившись, кивнул очередному посетителю, уже сидевшему у его стола и кусавшему губы от этой сцены, свидетелями которой стали еще три десятка человек.

Все продолжили заниматься делом. Но уже через несколько минут из очереди вырвался паренек лет семнадцати и бросился к столу, за которым сидел Лей.

– Почему вы промолчали? – закричал, задыхаясь, мальчик. – Он дважды оскорбил фюрера! Почему вы не ответили? Он оскорбил и вас! Он назвал вас трусом! Почему вы промолчали? Почему? Почему? Почему?!

Мужчина и женщина из очереди схватили его за руки, принялись тянуть и оттаскивать, а он все рвался, кричал, спрашивал, отчаянно не понимая, захлебываясь слезами юного, горького разочарования. Наконец его утащили, заставили замолчать и еще ниже опустили головы, замкнулись, присмирели.

Через некоторое время к зданию подъехала американская полевая кухня, чтобы накормить людей горячим супом. Очередь начала разрываться; все забегали, пытались куда-то посылать детей; те плакали, не понимали… Очередь не сократилась, а только задвигалась – люди предпочитали документы еде.

Американский майор предложил всем тоже пойти пообедать. Выходя, американские офицеры отчего-то особенно дружелюбно старались пропустить немцев вперед, часто заговаривали с ними.

Лей остался сидеть за столом. Он положил голову на руки и постарался отключиться на полчаса. Если бы кто-то сумел проникнуть сейчас к нему внутрь, то поразился бы царящему там безразличию.

Его потрогал за плечо Гаррисон, которому уже доложили о двух произошедших сценах.

– Вам нужно отдохнуть, – сказал он Лею. – Если вы сорветесь, то все тут может закончиться. А дело нужное.

– Не сорвусь, – ответил Лей. – Только оставьте меня еще на полчаса.