Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

же его самой худшей административно-приказной модели. Немало и тех, кто боится даже подумать, что жизнь прожита зря, что страшные лишения и испытания, выпавшие на долю нескольких поколений, во многом оказались напрасными и зачастую были использованы не на благо общества, а во вред ему. Они всячески гонят от себя эту мысль, и по-человечески их можно понять. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что в нашем обществе сложился довольно значительный слой людей, которые научились годами отлынивать от общественно полезного труда, подменяя его показухой. Эти люди довольно успешно паразитируют за счет общества, получают почти столько же, сколько честные труженики, а иногда и больше, и их вполне устраивает сложившееся положение, при котором никто ни за что не отвечает и общественное достояние никому не возбраняется растаскивать. Со стороны этих паразитических элементов нередко также раздаются возгласы в защиту социализма казарменного типа, который при всей своей жесткости создает немало щелей для лиц, не желающих и не умеющих трудиться. Их также не устраивает легализация частной собственности, здоровое экономическое соревнование различных видов и форм собственности, при котором сразу же становится ясным, кто есть кто. Словом, социальный спектр противников возрождения частной собственности достаточно широк и разнообразен.

Как же решен вопрос о частной собственности в новом законе? Собственнику предоставлено право на условиях и в пределах, предусмотренных законодательными актами Союза ССР, союзных и автономных республик, заключать договоры с гражданами об использовании их труда при осуществлении принадлежащего ему права собственности. Это нормативное положение распространяется на все допускаемые в СССР формы собственности, в том числе и на собственность граждан. Сделанный вывод подтверждается не только тем, что в абз. 1 п. 4 ст. 1 на сей счет нет никаких ограничений, но и тем, что в абз. 2 п. 4 той же статьи, где речь идет об обеспечении гражданину, труд которого используется, социально-экономических гарантий, подчеркнуто, что они обеспечиваются гражданину независимо от формы собственности. То, что применение наемного труда допускается при осуществлении не только коллективной и государственной, но и иных форм собственности, установленных в соответствии с законом (в том числе собственности советских граждан, собственности совместных предприятий с участием иностранных юридических лиц и граждан, собственности иностранных граждан и иностранных юридических лиц и т. д.), вытекает также из содержания п. 3 ст. 6 и раздела V Закона. К такому же выводу надлежит прийти при сопоставлении ст. 25 Основ законодательства о земле со ст. 17 Конституции СССР в ныне действующей редакции. Если согласно ст. 17 Конституции СССР индивидуальная трудовая деятельность в сфере сельского хозяйства, как и другие виды указанной деятельности, допускаются лишь тогда, когда они основаны исключительно на личном труде граждан и членов их семей, то по ст. 25 Основ законодательства о земле крестьянское хозяйство должно быть основано преимущественно на личном труде граждан, изъявивших желание его вести, и членов их семей. Тем самым на условиях и в пределах, предусмотренных законом, не исключается для ведения крестьянского, как, впрочем, и иного трудового хозяйства, привлекать наемный труд (например, для выполнения сезонных работ). Вместе с тем в Законе установлено, что использование любой формы собственности должно исключать отчуждение работника от средств производства и эксплуатацию человека человеком (см. п. 6 ст. 1 Закона). В закреплении этой формулировки, которая дословно воспринята из проекта платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии, сказалась известная непоследовательность законодателей. Обсуждаемый тезис, возможно, и уместен в программно-политическом документе, призванном наметить стратегические задачи на более или менее отдаленную перспективу, но его едва ли следовало воспроизводить в Законе о собственности, поскольку в нем этот тезис не несет необходимой нормативной нагрузки и оказался в известном несоответствии с положениями того же закона, допускающими применение наемного труда на основе любой признаваемой в обществе формы собственности.

Другой вопрос, вызвавший острые дебаты при подготовке Закона о собственности, – нужно ли было закреплять в нем отношения так называемой интеллектуальной собственности и если нужно, то в какой мере. В течение длительного времени наша доктрина и законодательство отрицательно относились к многочисленным проприетарным концепциям авторского, изобретательского и патентного права, четко различая в качестве объектов гражданских прав материальные и духовные блага. Первые выступали в качестве объектов права собственности, вторые – авторского, изобретательского, патентного и родственных им прав. Положение стало меняться после присоединения СССР к ряду международных конвенций об охране интеллектуальной, в том числе промышленной, собственности. Дело, однако, не только в этом. Вследствие укоренившейся в течение десятилетий незащищенности наших авторов, изобретателей и рационализаторов, которые нередко не могут добиться не только выплаты причитающегося по закону вознаграждения, но даже признания принадлежащих им личных прав, в том числе и права авторства, среди представителей творческой интеллигенции широко распространено мнение, что корень зла в законе, который-де не признает права собственности на продукты духовного творчества за их авторами, и стоит только в законе такое признание закрепить, как положение радикально изменится к лучшему. Этим, по-видимому, и объясняется та настойчивость, с которой представители творческой интеллигенции – народные депутаты СССР добивались того, чтобы отношения интеллектуальной собственности нашли свое закрепление в Законе о собственности. Представляется, однако, что законодатель в этом вопросе «устоял», предусмотрев, что отношения по созданию и использованию объектов интеллектуальной собственности регулируются специальным законодательством Союза ССР, союзных и автономных республик. Позицию законодателя следует признать правильной. Отношения по созданию и использованию изобретений, открытий, произведений науки, литературы, искусства и других продуктов духовного творчества, как бы эти отношения терминологически ни обозначать, именно вследствие своей особой социальной значимости и специфики нуждаются в самостоятельном и широко разветвленном правовом урегулировании, которое в пределах Закона о собственности, рассчитанного на отношения по поводу материальных благ, да и то не всех, неосуществимо. Эти отношения характеризуются сложным переплетением личных неимущественных и имущественно стоимостных элементов, функционирующих в единстве, причем первые зачастую главенствуют. Эти отношения должны быть урегулированы в специальных законах, которые по своему рангу не уступали бы Закону о собственности. В первую очередь это в интересах самих авторов, ибо только в таких законах можно будет учесть всю специфику творческого труда и обеспечить повышенную охрану его результатов.

Принципиальной новизной отличается подход законодателя к классификации существующих в обществе форм собственности да и к самому обозначению этих форм. Выше отмечалось, что законодатель отказался от наименования этих форм социалистической, общественной или личной, удачно избежав тем самым излишней политизации или идеологизации закона, который призван регулировать поведение людей в конкретных жизненных отношениях, а не решать изрядно запутанные теоретические вопросы. Законодатель этим, однако, не ограничился, поставив на первое место собственность граждан и лишь вслед за нею коллективную и государственную собственность. Представляется, что законодатель поступил