Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин

Гариным он снялся в картине «Каин XVIII» (1963). Руганые-переруганные критикой за индивидуальные жаровские клише комедии 1940–1950-х при ближайшем рассмотрении демонстрируют высочайший класс. «Воздушный извозчик», «Близнецы», «Беспокойное хозяйство», «Счастливый рейс» исполнены фирменного обаяния.

Его отец был подкидышем, которого нашли у Николаевского приюта с запиской: «Назовите мальчика Иваном», а фамилию получил, как тогда было принято, от своей наставницы. Бытует версия о том, что ребенка некая актриса прижила от знатного и женатого аристократа. Отсюда, дескать, сочетание в Михаиле Жарове великолепного артистизма со статью, породой. Так это или нет, не установить уже никогда. Остается добавить, что мать актера Анна Дроздова определенно происходила из крепостных крестьян Смоленской губернии и в девятилетнем возрасте осталась круглой сиротой. Получается, что наш юбиляр – плоть от плоти русского народа во всем его сословно-классовом разнообразии. Городского происхождения артистизм, смешанный с аристократизмом и просоленный крепким крестьянским потом, навсегда впечатался в распахнутую миру улыбку раннего Жарова и в его смиренный, обращенный уже вовнутрь прищур последних лет.

Отправляясь однажды подлечиться, Михаил Иванович оставил на рабочем столе записку для родных: «Скоро вернусь. Ничего не трогать!» Он не вернулся. Ранним утром 15 декабря 1981 года скончался в больнице. Но записка все равно была составлена правильно, по-жаровски, в полном соответствии с тем профессиональным кодексом и тем жизнестроительным принципом, которые он радостно исповедовал.

Опасные игры на длинном пути

Георгий Жженов

Георгий Степанович Жжёнов (1915–2005)

Его мать делила людей на путевых и непутевых: первые – люди работящие, сознательные труженики, вторые – бездельники и пьяницы. В мифопоэтической и религиозной моделях мира путь – это образ онтологической связи между двумя точками пространства. «Энциклопедия мифологии» на сей счет сообщает: «Постоянное и неотъемлемое свойство Пути – его трудность. Путь строится по линии все возрастающих трудностей и опасностей, угрожающих мифологическому герою-путнику, поэтому преодоление Пути есть подвиг, подвижничество путника». Духовной силой, маскулинной статью, невероятно сложной и переменчивой судьбой Георгий Жженов напоминает именно такого героя.

Он родился в дореволюционном Петрограде. Пятнадцатилетним пареньком пошел учиться на акробата в Ленинградский эстрадно-цирковой техникум. Выступал в цирке «Шапито» в составе дуэта «2-ЖОРЖ-2» в жанре каскадной акробатики. Ловкий, сильный, артистичный юноша был замечен киношниками. Сначала мелькнул в эпизоде первой звуковой отечественной фильмы «Путевка в жизнь» Николая Экка, изображал беспризорника. Впрочем, упоминания в титрах не удостоился. Далее представилась большая роль в несохранившейся, увы, картине «Ошибка героя». Каким был его тракторист Пашка Ветров, предположить, кажется, несложно: даже став народным артистом СССР, Георгий Степанович в каждом образе шел «от себя», говорил: «Я стал актером не потому, что нравилось лицедействовать». Видимо, хотелось перво-наперво показать мужскую силу, основательность, неуступчивость, поведенческую жесткость.

В 1932-м он решил окончательно переквалифицироваться в актеры, покинул цирк и поступил на киноотделение Ленинградского техникума сценических искусств. Увлеченно постигая тонкости ремесла, не прекращал сниматься. В «Чапаеве» получил роль ординарца Фурманова, которую в результате сильно урезали, хотя в паре эпизодов молодой Жженов в образе Терешки вполне различим. Прославившийся картиной «Семеро смелых» Сергей Герасимов пригласил его в свою новую ленту «Комсомольск». Здесь герою-путнику выпало непростое испытание, превратившееся со временем в жестокий, сильно затянувшийся триллер. Общение артиста с военным атташе американского посольства Филипом Файмонвиллом спровоцировало кого-то из коллег то ли на проявление бдительности, то ли на подлость – донос в просторечии. Первая, злополучная встреча произошла в поезде на Дальний Восток – воистину Путь героя был длинным и таинственным.

Возможно, опытный, подкованный в области психологии американец выбирал себе простодушного информатора из числа жизнерадостных, просивших у него в вагоне сигареты советских актеров. В дальнейшем Файмонвилл появлялся рядышком вновь и вновь: на московском перроне по прибытии киногруппы из творческой командировки, через несколько дней – в Большом театре, куда Георгий пришел смотреть балет с приятелями из Театра оперетты. Коллизия напоминает булгаковскую историю взаимоотношений иностранного гражданина Воланда с Иваном Бездомным. Похоже, таков был типовой сюжет эпохи: пытливые «гости» своекорыстно присматривались к нашим творчески одаренным, однако чрезмерно доверчивым простакам.

Уже в 1990-е на встрече Жженова со студентами питерского Политеха кто-то из молодых настолько неуклюже и двусмысленно об этом спросил, что Георгий Степанович буквально опешил, а затем произнес: «Вы хотите узнать, был ли я в действительности американским шпионом?!»

Как ему удалось выжить в сталинских лагерях и ссылках? На этот вопрос Жженов ответил примерно так: мол, был он человеком малоинтеллигентным и попусту не оскорблялся – поразительное признание, демонстрирующее адекватное представление о своей социально-психологической нише вкупе с желанием совершенствоваться, ни тебе аристократической спеси, ни плебейского самоуничижения.

Для объяснения того, почему с готовностью ушел из любимого цирка, актер нашел следующие слова: «Зачастую акробат, творивший чудеса под куполом, не мог даже расписаться – мне это претило. Мне хотелось чего-то интеллектуального». Для него была характерна трезвость мышления при полном отсутствии какой бы то ни было завиральности.

Показательны записанные на видеопленку беседы Жженова с писателем Астафьевым. Виктор Петрович рассуждает о судьбе русского народа и большевистском прошлом страны в выражениях весьма агрессивных. Однако актер «притормаживает», углубляет диалог, множит количество вопросов и с собственными вердиктами не спешит. Он знает цену безапелляционным приговорам, а потому выглядит на фоне смертельно обиженного литератора крайне выгодно. Рассуждая о гулаговской молодости, как бы вскользь замечает: «В лагере я задирой не был, но я и не спускал. Может, потому и выжил, что заставил относиться к себе как к «мутному фраеру»: не-ет, с этим нужно подумать, прежде чем связываться, потому что он может выкинуть неожиданное».

То есть, будучи совсем еще молодым человеком, в нечеловечески сложных условиях Георгий нашел стиль поведения, который позволял избегать фатальных ошибок. В столкновении с железобетонным советским абсурдом предвоенной поры отказывался биться головою о стену, предпочел иную форму существования – примерно такую, какая описывается в «Дао дэ цзин»: «Вода – это самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного».

Те, кто отчаянно противопоставлял себя официальной власти, а равно агрессорам-сокамерникам, были обречены на скорый конец. Жженов вовремя осознал не только этот факт, но и то, что дышать полной грудью необходимо даже в самых страшных обстоятельствах: «Влюбился в тюремную врачиху! А я уже второй год сидел. До сих пор, через пласт десятилетий – она мне снится… Мне всю жизнь нравились женщины».

Внучка Полина отметила: «Жуткое желание жить было ему присуще. Он вгрызался в каждую минуту своего существования. В состоянии расслабленного