Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький

Но, наслаждась счастьем пребывания в любимой Элладе, среди так близких ему духовно эллинов, Адриан не мог не задуматься над своим будущим. А ведь из Греции оно не выглядело столь же безоблачным, как небо Эллады большею частью года. Мы помним, что незадолго до своей смерти в 106 году покровительствовавший Адриану Сура прямо сообщил ему о перспективе его усыновления Траяном. А это, что совершенно очевидно, возводило Публия в ранг официального престолонаследника. Но затянувшееся на годы пребывание Адриана в Ахайе делало перспективу усыновления всё более и более призрачной. Нетрудно предположить, что и самый переезд нашего героя пусть и в обожаемую, но весьма удалённую от Рима Элладу, и многолетнее нахождение в ней должны были быть следствием какой-то политической интриги, ловко задуманной и умело осуществлённой. Мы ведь помним, что до того, как Сура сообщил о предстоящем усыновлении Адриана императором, друзья Траяна презирали его и открыто выказывали пренебрежение племяннику правящего цезаря[185]. Зная, очевидно, о непростых отношениях между ними. Получалось, что умная распорядительность Адриана в первой Дакийской кампании, немалая доблесть во второй, лично Траяном отмеченные и вознаграждённые, веса ему на Палатине не прибавили. То же касается победы над сарматами-язигами и успешного управления Паннонией… Возможно, и возросшая расположенность Траяна к Адриану даже после Суры, каковую наш герой снискал благодаря речам, которые он составлял вместо императора[186], недолго продлилась. Да и, скажем прямо, должность архонта-эпонима Афин – не то место, с которого идёт путь к престолу Римской империи. Это должна быть какая-либо из важнейших провинций державы, с мощной группировкой легионов. Опыт гражданской войны 68–70 гг. (от гибели Нерона до торжества Веспасиана) сие более чем убедительно всем показал. Да и кем был сам Траян перед усыновлением его Нервой? Наместником провинции Верхняя Германия, где стояли четыре легиона! Потому-то и не ошибся Нерва в своём преемнике.

Правда, неизменным для Адриана оставалось расположение супруги правящего императора Помпеи Плотины. Но здесь, однако, всё было далеко не просто. Пусть сам Траян, как известно, предпочитал исполнению супружеского долга увлечение мальчиками[187], но, очевидно, квазиматеринская или же квазисестринская симпатия его законной супруги к молодому родственнику, им же самим возвышенному, радости ему никак не доставляла.

Были у Адриана в Риме и другие люди, чьим расположением он пользовался. Из сенаторского сословия это Сосий Пап и Платорий Непот, а из сословия всадников – Аттиан, бывший его опекун, а также Ливиан и Турбон[188]. В то же время были у него и враги и совсем не простые – Пальма и Цельс[189].

Луций Публилий Цельс прославил себя подвигами в обеих Дакийских кампаниях и потому не мог не пользоваться самым искренним и заслуженным расположением своего главнокомандующего – Траяна. Что до Авла Корнелия Пальмы Фронтиниана, то и его великие заслуги перед Империей были известны. В 104–108 годах Пальма был наместником важнейшей и крупнейшей провинции на Римском Востоке Сирии. Весной 106 года он соединил под своё командование вновь созданный II Траянов легион с переброшенным из Египта III Киренаикским легионом. К этой мощной группировке Пальма присоединил ряд подразделений легионов из вверенной ему в управление Сирии. С такими силами доблестный Авл Корнелий двинулся в поход на Синай.

На этом полуострове и частью на северо-западе Аравии находилось царство Набатея, чьей столицей был город Петра. Набатеи ранее числились союзниками Рима и поставляли в римские легионы отряды первоклассной конницы. Может, потому это храброе семитское (арабское) племя не стало оказывать вооружённого сопротивления. Набатеи предпочли мирно отказаться от собственного царства, превратившись из союзников Рима в его подданных. Их военные обязанности считались прежними. Жизнь населения при этом не ухудшилась. Отныне Набатея стала именоваться Каменистая Аравия как новая провинция Империи. И в этом была исключительная заслуга Авла Корнелия Пальмы Фронтиниана.

Нельзя забывать, что оба эти недруга Адриана пользовались исключительным доверием и уважением Траяна. Им, наряду с уже упоминавшимся Квинтом Сосием Сенеционом, он повелел воздвигнуть почётные статуи. Как сообщает нам Дион Кассий, «настолько он ценил их выше других людей»[190].

Сосий Сенецион, сам эллинофил, друг Плутарха, наместник Ахайи, как мы помним, был замечательно расположен к Адриану, но вот нерасположение Цельса и Пальмы могло скверно сказаться на будущем нашего героя. Потому дальнейшее пребывание Адриана в Греции становилось опасным для его надежд обрести после Траяна высшую власть в Империи.

И вот здесь судьба стала поворачиваться к Адриану своим лицом. В 113 году Траян прибыл в Грецию и остановился в Афинах, где его должен был поприветствовать его родственник, архонт-эпоним года предыдущего Публий Элий Адриан. Но вовсе не для встречи с ним владыка Рима посетил столицу Аттики. Здесь его уже ожидал посол парфянского царя Хосрова. Переговоры должны были решить давний спор двух великих держав о судьбе Армении. Парфяне привезли Траяну богатые дары и предложили решить армянскую проблему мирным путём, не прибегая к оружию. Но все надежды парфян на мирный исход переговоров с римским императором и на возможный копромисс в споре за обладание Арменией были изначально тщетны. Траян отправился на восток совсем не для каких-либо переговоров с парфянами. Да и не одна Армения была целью его устремлений. С самого начала своего правления Марк Ульпий Траян лелеял заветную мечту: свершить то, что судьба не дала свершить сокрушителю республиканского правления в Риме – Гаю Юлию Цезарю. Великой мечтой Цезаря был поход на Восток и сокрушение Парфянского царства. Известно, что Траян с первых лет своего правления, ещё не совершив ни одного похода и о таковых как бы даже не помышлявший, в узком кругу доверенных людей частенько говаривал в подтверждение своих планов: «Верно, как то, что я увижу Дакию, обращённой в провинцию», «Как то, что я по мосту перейду Истр (Дунай) и Евфрат»[191]. Так что, намерения сначала превратить Дакию в провинцию, перейдя Дунай, а затем, устремившись с легионами на Восток, перейти Евфрат, а значит, вторгнуться в пределы Парфянского царства, сидели в голове Траяна с самых первых дней его царствования. Конечно же, Траян помнил, что в этих войнах он как бы исполняет завет Цезаря. Но не мог он не знать и того, что некогда македонский царь Александр III, позднее ставший Великим, сначала разбил гетов на Дунае, а потом сокрушил Персидское царство и дошёл едва ли не до сердца Индии… Траян чувствовал в