Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

всю жизнь, и в тяжелые для всех цивилистов времена Глушков, будучи профессором в Пермском университете, рекомендовал Черепахина в качестве преподавателя гражданского права в Перми, спасая его от ареста.

Казанский университет Черепахин окончил в 1917 г. и был оставлен на кафедре гражданского права и судопроизводства для подготовки к профессорскому званию. Через год Борис Борисович перевелся в Томск, где с 1898 г. в Императорском университете готовил правоведов на юридическом факультете.

Гражданская война настигла Черепахина в Томске в 1919 г. Его мобилизовали в армию Колчака. С учетом образования Бориса направили в учебно-инструкторскую школу, затем на фронт рядовым. В начале января 1920 г. Черепахин перешел в ряды Красной Армии.

Перебежчиком заинтересовалась Особая комиссия по распределению военнопленных при Реввоенсовете 5-й армии. Сохранился препроводительный документ № 321 от 24 января 1920 г. Согласно этому документу Б. Б. Черепахин был направлен в губернский отдел народного образования для использования по специальности[205].

Упоминаемый нами знаменитый профессор Ю. К. Толстой, хорошо знавший Бориса Борисовича и работавший вместе с ним на кафедре гражданского права Ленинградского государственного университета, писал о службе Черепахина в армии Верховного правителя России: «По мобилизации он служил в армии Колчака. Об этом периоде он, по понятным причинам, не очень распространялся, хотя никогда не утаивал этот факт и добросовестно писал о нем в анкетах. Лишь незадолго до кончины в больничной палате, куда он попал в связи с инфарктом, он приоткрыл мне эту сторону своей жизни. В частности, он рассказал, что, предвидя конец, Колчак распустил свою охрану, состоявшую преимущественно из интеллигентной молодежи, чем дал возможность некоторым из них спастись.

Имея такое „пятно” в своей биографии, Борис Борисович уцелел чудом, хотя не раз был на волоске от расправы. Как-то на кафедре он поведал нам, что был вызван на допрос к следователю. Думал, что не вернется. Ксения Францевна, верная спутница жизни, снабдила его запасной парой носков и носовых платков. Спасло Бориса Борисовича то, что вскоре был арестован следователь, который вел его дело»[206]. Во времена Большого террора немалую роль играл случай. Можно было быть «чуждым элементом» и остаться в живых, в то время как многие «пламенные революционеры» попадали в жернова репрессивной машины. Например, было репрессировано большинство «красных профессоров».

После того как в апреле 1920 г. Красная Армия заняла Иркутск, наш герой был зачислен младшим ассистентом в Иркутский государственный университет. Вряд ли он после постоянных передвижений ожидал, что его деятельность в Иркутске будет продолжительной. Действительно, иркутский период прерывается переездами и преподаванием в Перми и Саратове. 26 июня 1925 г. Борис Борисович был утвержден профессором кафедры гражданского права Иркутского государственного университета.

В 1926 г. в сборнике трудов Иркутского государственного университета вышел очерк с «контрреволюционным» названием «К вопросу о частном и публичном праве». К тому времени такого вопроса уже не было. Его закрыл сам В. И. Ленин: «Мы ничего частного не признаем»[207], – учил он наркома юстиции Д. И. Курского и заодно всю страну.

В этой работе Черепахин отстаивал необходимость деления права на частное и публичное, пытался спорить с пока еще мощным, но уходящим с правового небосвода А. Г. Гойхбаргом и соглашался с набирающим все большую популярность Е. Б. Пашуканисом (оба были репрессированы). Далее Черепахин анализирует взгляды дореволюционных и буржуазных исследователей деления права. Все бы ничего, но на дворе – середина 1920-х годов. С. С. Алексеев, рассуждая об этом парадоксальном явлении, писал: «…Здесь „сработала” не сама по себе счастливо сохранившаяся связь времен, ниточка, протянувшаяся от дореволюционного правоведения, находившегося в начале нынешнего века…»[208]. Речь, конечно же, идет о веке XX.

Борис Борисович одним из первых обратил внимание на опасность появления хозяйственно-правовых подходов в регулировании имущественных отношений: «За единым названием „хозяйственного” права скрываются совершенно самостоятельные и различные понятия»[209]. Гойхбарг в этой связи критикуется за отсутствие «понимания строго формальной природы разделения частного и публичного права»[210].

В 1931 г. юридический факультет Иркутского университета был выделен в отдельный вуз – Сибирский институт советского права. Черепахин перешел на работу в этот институт, однако трудился там недолго: ему «вспоминают» прошлое, в частности публикации в частном журнале либеральной направленности «Право и жизнь». Этот журнал выходил с 1922 по 1927 г. Несмотря на столь короткую жизнь, для цивилистов журнал «Право и жизнь» и поныне является своего рода кладезем вечных ценностей гражданского права. Как следствие – отстранение от научной и преподавательской деятельности до второй половины 1934 г. Борис Борисович в этот период занимался юридической практикой и писал, как говорится, в стол. В конце 1934 г. Бориса Борисовича пригласили преподавать в Сибирском университете советской торговли, а затем (1937 г.) – в Иркутском финансово-экономическом институте.

Сибирский институт советского права 1 августа 1934 г. был переведен из Иркутска в Свердловск. Уже в 1935 г. институт получил новое название, соответствующее географическому и территориальному расположению, – Свердловский юридический институт (СЮИ). По ходу заметим, что это название продержалось дольше всего (с 1937 по 1992 г.). Сегодня это Уральский государственный юридический университет имени Вениамина Федоровича Яковлева.

Борис Борисович переехал из Иркутска в Свердловск в 1939 г. Он возглавил кафедру гражданского права и процесса СЮИ и стал заместителем директора по научной работе. «Черепахин не только руководитель кафедры, он ее собирает, и с его именем связана творческая школа правоведов-цивилистов, сложившаяся в 1940–1960 гг. в Свердловском юридическом институте»[211].

«В конце 1944 года он пригласил А. М. Винавера преподавать „романистическую дисциплину”. Можно сказать, вернул последнего к активной жизни»[212], – писал Б. М. Гонгало, ученик О. А. Красавчикова, который, в свою очередь, был учеником Бориса Борисовича.

Александр Маркович Винавер был на десять лет старше Бориса Борисовича. Он учился и впоследствии работал в Московском университете под руководством и Сергея Андреевича Муромцева[213], Габриэля Феликсовича Шершеневича, и депутатов первой Государственной думы, и членов партии конституционных демократов. Партии, не любимой властью ни до, ни после 1917 г. Более того, с Сергеем Андреевичем он работал как в университете, так и по политической линии, что, конечно же, не могло ему не припомниться в годы Советской власти. Винавер был одним из редакторов уже упомянутого журнала «Право и жизнь», преподавал римское и гражданское право в разных вузах Москвы, Ленинграда, Казани, Ташкента. В 1938 г. его арестовали, освободили в 1944 г.[214]

И вот человека с такой биографией Борис Борисович, хорошо понимавший возможные последствия, позвал на кафедру гражданского права и процесса. Дмитрий Витальевич Мурзин предположил: «Вряд ли Б. Б. Черепахин без подсказки наркомата смог бы узнать, что во Владимирской области проживает недавно освобожденный выдающийся профессор, который так