Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

есть часть советского хозяйства. И когда органы коммунального хозяйства заключают с гражданином договор, это также – хозяйственный договор. Как же можно при таком положении дела юридически определить хозяйственный договор?»[167].

За годы работы в секторе гражданского права и процесса ВИЮНа – с 1951 по 1968 г. – Флейшиц основное внимание уделяла авторскому и изобретательскому[168] праву, деликтному[169] и договорному[170] праву.

В своих работах по авторскому праву Екатерина Абрамовна следовала той же методологии, что и в «Личных правах…»: анализ соответствующего зарубежного, российского дореволюционного и советского законодательства и его интерпретация (конечно же, в соответствии с официальной идеологией), проблематизация (в частности, разграничение авторского и трудового права), постановка вытекающих задач и предложения по их решению (например, некоторое уточнение положений авторского права). Собственно, стандартная методология добросовестного научного исследования.

Обратим внимание на то, что это обстоятельство не могут скрыть ни обильное цитирование классиков «единственно верного учения», ни заклятия типа: «На месте отмененного ретроградного законодательства дореволюционной России Советское государство, руководимое Коммунистической партией, создало самое прогрессивное в мире, подлинное авторское право, которое стоит на страже культурных интересов многомиллионных масс Советского многонационального государства, а вместе с тем действенно охраняет как имущественные, так и личные неимущественные интересы авторов. Советское авторское право – это социалистическое право»[171].

Да и как можно было без такого пафоса рассуждать об абсолютном авторском праве в условиях жесточайшей цензуры, травли[172], а то и показательных процессов над авторами, имевшими наглость самостоятельно распоряжаться своими произведениями, опубликовав их за границей? Да и население в массе своей было уверено, что в соответствии с заветами Ленина искусство принадлежит народу, а не каким-то там авторам.

Говорить о бесправии советских ученых и изобретателей вообще не приходится. Как и в дореволюционные времена, за изобретения, на которых иностранные авторы делали состояния, советские ученые и инженеры получали, по большому счету, нищенскую плату. Правда, если в первом случае основной причиной была неразвитость патентного права в царской России, то во втором – прямой грабеж со стороны государства, в том числе методом засекречивания научных результатов. Тем не менее новые химические элементы открывались, атомные электростанции исправно работали, а ракеты доставляли на орбиту космические объекты.

Чтобы сделать научные результаты, полученные за счет анализа сущего, удобоваримыми для Советской власти, необходимо было перевести их в модальность должного в соответствии с планом построения коммунизма, а для этого – выдать белое за черное и наоборот. Флейшиц это хорошо понимала.

Что касается работ по деликтному праву, то в них Екатерина Абрамовна делает основной упор на необходимость ответственности государства перед человеком, в частности, за смерть и увечье работника на производстве и за вред, причиненный актами власти.

Признавать, что условия труда на советских предприятиях могут приводить к профессиональным заболеваниям, а то и к смерти работников, государство не хотело и шло на уступки в этом смысле очень неохотно[173].

Флейшиц ратовала за «признание советским гражданским правом общего начала ответственности советского государства за вред, причиненный противоправными действиями должностных лиц»[174]. При этом, полагала она, вина в непосредственном причинении вреда по общему правилу не должна быть необходимым условием[175]. Частичное воплощение этих норм в законодательстве СССР произошло через несколько лет после смерти Екатерины Абрамовны, а полностью они были восприняты лишь законодательством новой России.

В договорном праве Флейшиц особенно интересовал договор купли-продажи, в советском варианте планового хозяйства – договор поставки. Ей даже приходилось проводить ликбез по гражданскому праву среди высшего руководства страны, например, объясняя Алексею Николаевичу Косыгину, что когда он покупает что-то в магазине, то заключает договор. Маковский в очерке, посвященном жизни и творчеству Екатерины Абрамовны, приводит диалог Косыгина и Флейшиц, который состоялся при представлении в Совете Министров СССР проекта Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик: «Она говорит о единой природе остальных институтов гражданского права независимо от состава участников регулируемых ими отношений. Возникает диалог:

– Так что же, Вы хотите сказать, что когда я покупаю французскую булку, я заключаю договор?

– Да, Алексей Николаевич, именно так!»[176].

Другой областью договорного права, которой она уделяла внимание, были расчетные и кредитные правоотношения, особенно с точки зрения роли Госбанка, который, с одной стороны, выступал в качестве участника договора, а с другой – являлся стоящим над договаривающимися сторонами государственным органом с планово-распорядительными полномочиями. Это никак не соответствовало основополагающему принципу гражданского права – равенству сторон гражданского правоотношения. Еще один пример явного противоречия права плановому подходу.

Екатерина Абрамовна является автором около 200 работ[177], некоторые из них увидели свет только после ее смерти, а некоторые, наверное, не опубликованы до сих пор.

По словам учеников и соратников нашей героини[178], ее личная жизнь сложилась весьма драматически.

Первый ее брак с адвокатом Э. А. Дубосарским продлился недолго, всего два года – с 1911 по 1913 г. Дубосарский был расстрелян большевиками в 1920 г. в Крыму за связь с партией кадетов.

В первом браке у Екатерины Абрамовны родился сын Юрий. В 1924 г. она отправила его вместе со своей матерью во Францию к родственникам первого мужа. Почему она сама там не осталась, когда за два года до этого выезжала в командировку в Берлин, где жила ее сестра, можно только гадать. Французское законодательство она изучила раньше российского и вполне могла найти себе применение в эмиграции[179]. С тех пор своего сына она никогда не видела.

Младшая сестра Раиса была замужем за журналистом В. Татариновым. Оба они активно участвовали в деятельности русской литературной эмиграции, дружили с Набоковыми – отцом и сыном. Под псевдонимом Раиса Тарр младшая Флейшиц была хорошо известна в литературных кругах Франции. Екатерина Абрамовна никогда не упоминала о своей сестре в многочисленных анкетах, но «компетентные» органы вряд ли находились в неведении.

Сын Юрий Эммануилович Дубосарский в период оккупации Франции боролся с нацистами в рядах французского Сопротивления, а вскоре после освобождения страны был направлен в Секретариат только что созданной Организации Объединенных Наций, где работал в 1946–1947 гг. Умер очень рано, в 42-летнем возрасте. У него осталась дочь Майот.

Вряд ли тот факт, что Флейшиц с такими анкетными данными не коснулись сталинские репрессии, можно объяснить ее демонстративной лояльностью к Советской власти или ореолом борца за права женщин при проклятом царизме и первой – и долгое время единственной – в Советском Союзе женщины – доктора юридических наук, чем иногда козыряла советская пропаганда. В огне репрессий сгорели куда более именитые и преданные идеалам коммунизма