Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

Русская литература на обломках империи

С каждой войны – найди, кого знать и ждать,

Кто под крылом твоим будет и жив, и цел.

Сердцу наказано долю не выбирать,

Так вот и бьется, взятое на прицел.

Войн же у нас – что кровавых ягод в горсти,

Мирному миру не привыкать к беде.

В каждой погибели ищешь, кого спасти,

В каждой воде – следы Его на воде.

Ирина Карелина[40]

Просветительская миссия

Главный педагогический труд – создание нравственного климата, без которого не может существовать нация и ее культура. Поддержкой и опорой учителю служат история и литература. Особенно последняя, поскольку затрагивает эмоциональную сферу ребенка. Однако с недавних пор под различными благовидными интеллектуальными предлогами литература всячески уклоняется от своей просветительской миссии.

«В равной степени немыслимо сегодня и проповедовать в художественных текстах так, как когда-то это делали Толстой, Достоевский, потом и Солженицын. Это все равно что явиться в цилиндре, с бабочкой и тростью в чилаут какого-нибудь клуба.

В лучшем случае тебя похлопают по плечу: классный прикид, братан, тебе не жарко? В худшем освищут, в смысле забанят и отфрендят. Сегодня проповедь в литературе – цилиндр, бабочка, трость. Ненавязывание своих ценностей – вот к чему потихонечку, медленно, но неизбежно движется человечество, вслед за ним и искусство. Максимум, что ты можешь, – предъявить себя как себя, никому не предлагая стать таким же».[41] Этот пассаж принадлежит писателю среднего поколения Майе Кучерской, чьи тексты я читаю и почитаю. Но при всем пиетете перед этим автором не могу взять в толк, отчего мы должны идти на поводу у молодых в их стремлении расслабиться и снять психическое напряжение. На мой взгляд, как раз напряжения, без которого не дойти до самой сути событий и явлений, им и не хватает. Что же касается бабочки, цилиндра и трости, то явиться в таком необычном прикиде в чилаут весьма прикольно.

А если серьезно, то реквием по литературной проповеди заказывать рано. Проповеди – они ведь тоже разные бывают. Например, с использованием фьюжен[42].

Я бы не торопился сбрасывать с корабля истории и жанр классического романа. Сколько себя помню, его все время хоронят. Да, он, безусловно, модернизируется, но по-прежнему роман в письмах, любовный роман, романный триллер в умелых руках мастера воздействует на любую аудиторию, включая молодую.

«Воспаленной губой припади и попей из реки по имени – „Факт“»[43]

Российская культура – литературоцентрична. В этом ее великая сила, ибо русскую классическую литературу всегда отличало широкое и глубокое осмысление философских, нравственных и общественно-политических проблем своего времени. Инструменты, которыми она пользуется, разнообразны – это и метафора, и художественное обобщение, и вымысел. Вымысел, а я в качестве заголовка воспользовался строфой В. В. Маяковского, который выдвинул на первое место его величество факт. Почему именно эта строфа? Потому что в последнее время нам морочат голову высказываниями о размытых границах между истиной и ложью, убеждают в том, что при формировании общественного мнения факты являются менее значимыми, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям. Все эти картонные построения, именуемые модными терминами «постправда» и «альтернативная этика», не имеют никакого отношения ни к подлинной литературе, ни к подлинному постижению жизни. Поэтому своему ви́дению современной русской литературы, бурно развивающейся и в центре, и на периферии бывшего СССР, в частности в Беларуси и в Украине, я предпосылаю документально подтвержденный факт. Почему именно этот, станет понятно позднее.

В 1941 году фашисты рвались к Ленинграду, захватили Гатчину. В Гатчинском районе в то время находилась (и сейчас располагается) психиатрическая лечебница, где проживали люди с серьезными ментальными заболеваниями. Главным врачом там работала еврейка, Мери Израилевна Дуброва. Нацистам это было известно, и они потребовали ее выдачи. Так вот, психически больные люди (!) месяц прятали и подкармливали ее. После того как нацисты пригрозили расстрелом пациентов, она добровольно вышла из укрытия. Разумеется, уничтожили всех, а освободившиеся палаты были использованы в качестве военного госпиталя.

Задумаемся, так называемые ненормальные люди повели себя в высшей степени благородно, а так называемые нормальные выдавали евреев без тени смущения, руководствуясь соображениями личной безопасности или иными шкурными мотивами. Воистину права была поэт З. А. Миркина, когда отпечатала свою поэтическую формулу: «Душа живет иным законом, обратным всем законам тел».

К чему я привел этот поразительный факт? Он позволяет понять, почему из целого ряда достойных произведений, написанных в последнее время по-русски в России и ближнем зарубежье, я избрал три романа: белорусского писателя Наума Нима «Юби» (М.: Время, 2018), украинской писательницы Марианны Гончаровой «Тупо в синем и в кедах» (М.: Время, 2019) и Андрея Дмитриева «Крестьянин и тинейджер» (М.: Время, 2012).

Глазами простодушных

При всех различиях стиля, поэтики, фабульной основы этих произведений их авторов сближает одинаковый фокус зрения. Отчего так? Объекты их наблюдения размещаются в похожих местах: в богом забытом психиатрическом интернате для подростков и в детской онкологической клинике, просто в российской глубинке. Такая оптика имеет свои серьезные основания. Главные герои всех трех романов – нездоровые люди. Ментальные, нравственные это заболевания или смертельно опасные – в данном случае не имеет значения. Мы все живем в перевернутом мире, где, по словам О. Э. Мандельштама, нарушена «ценностей незыблемая скала», где аномальные отношения между людьми признаются нормой, а нормальное человеческое поведение вызывает подозрения в неадекватности. Не случайно сотрудники психушки, куда в свое время за диссидентскую деятельность упрятали генерала П. Г. Григоренко, поражались тому, как он мог ради этой деятельности отказаться от зарплаты в восемь тысяч рублей. В самом деле ненормальный.

Не вчера это началось. Нехлюдов, герой романа Л. Н. Толстого «Воскресение», мучительно размышляет: «Я ли сумасшедший, что вижу то, чего другие не видят, или сумасшедшие те, которые производят то, что я вижу?»[44] Увы, жизнь в зазеркалье, в перевернутом мире, не канула в прошлое. Художники, с точки зрения обывателя тоже люди не вполне адекватные, это тонко чувствуют. Замечательный поэт Александр Павлович Тимофеевский, который когда-то количественно определил круг своих читателей: «один сумасшедший напишет – другой сумасшедший прочтет», – недавно дописал свое стихотворение, рожденное в 1959 году.

Примета времени – молчанье,

Могучих рек земли мельчанье,

Ночей кромешных пустота

И дел сердечных простота.