История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

надежным орудием в самых гнусных предприятиях, Рейнсборо, кроме всего прочего, был тем человеком, которому партия Кромвеля намеревалась поручить руководство морскими делами, как только придет время отправить в отставку графа Уорвика — ведь Рейнсборо был воспитан в этой стихии и отлично знал флотскую службу.

Когда Ламберт явился выполнять свою задачу, получив от Кромвеля наказ сполна отомстить за смерть Рейнсборо — духу коего он вознамерился совершить щедрое жертвоприношение, для чего собрал под своей командой необходимые силы — он быстро запер роялистов в Понтефракте и возвел вокруг замка сильные укрепления, дабы, если ничто другое не сможет сломить его защитников, в конце концов принудить их к капитуляции голодом. Однако те, не желая смирно сидеть в клетке, часто совершали смелые вылазки, стоившие жизни многим из числа как осаждающих, так и осажденных. Ламберт между тем обнаружил, что немало окрестных жителей поддерживает сношения с роялистами и передает в Понтефракт различные сведения; этих людей хватали и, по приказу Ламберта, вешали в виду замка.

После множества жестоких ударов подобного рода, когда никаких надежд на человеческую помощь уже не осталось, роялисты изъявили готовность вступить в переговоры о сдаче замка, если им позволят капитулировать на почетных условиях; в противном же случае, сообщили они осаждавшим, они предпочтут умереть, подороже продав свои жизни, провианта же у них хватит еще надолго. Ламберт ответил, что ему отлично известна их доблесть и что сам он хотел бы сохранить жизнь возможно большему числу осажденных — однако вынужден требовать выдачи шестерых, спасти которых он не в силах. Он искренне сожалеет об этом, ибо знает, что это храбрые люди, но у него связаны руки, и поступить по-другому он не может. Шесть роялистов, коим Ламберт отказал в пощаде, были: комендант Понтефракта сэр Джон Дигби, полковник Моррис и еще четверо из числа участников вылазки, стоившей жизни Рейнсборо. Ни один благородный противник не стал бы мстить за это предприятие подобным образом, не желал такой мести и Ламберт — он лишь выполнял распоряжение Кромвеля. Остальных он соглашался отпустить с тем, чтобы они возвратились по домам, а впоследствии могли договориться с Парламентом о композициях, обещая, со своей стороны, похлопотать за них перед Палатами. Осажденные, поблагодарив Ламберта за любезность в последнем пункте, сообщили, что были бы рады принять его предложение, но не могут позволить себе такой низости, как выдача собственных товарищей. А потому они попросили Ламберта дать им еще шесть дней, в течение коих упомянутые шестеро попытались бы спастись, а все прочие имели бы право оказывать им в этом деле помощь. Ламберт великодушно согласился — при условии, что по истечении шестидневного срока все роялисты сдадутся. На том и порешили.

В первый из шести дней гарнизон дважды или трижды изображал намерение совершить вылазку, но затем отступал, так ничего и не предприняв. На второй день осажденные и в самом деле устроили весьма смелую и энергичную вылазку — но уже в другом месте — и поначалу даже выбили неприятеля с позиций; обе стороны при этом понесли потери. И хотя атакующий отряд в конце концов был отброшен, двоим из шестерых (в том числе полковнику Моррису) удалось вырваться из Понтефракта; остальные же отступили в замок вместе со своими товарищами. Затем почти двое суток все было тихо, но поздним вечером четвертого дня осажденные предприняли еще одну попытку; она оказалась удачной, и еще двое из оставшихся четверых сумели уйти из Понтефракта. На другой день роялисты всячески изображали бурную радость; они дали знать Ламберту, что все шестеро их товарищей уже спаслись (хотя двое еще сидели в замке), а потому они готовы на следующий день капитулировать.

Двое оставшихся, посчитав нецелесообразным предпринимать новую попытку, придумали другой способ обезопасить себя, содействие коему обернулось бы меньшей угрозой для прочих роялистов, которые в первых двух вылазках уже отдали несколько жизней ради спасения своих товарищей. Строения в замке были очень большими и просторными, а у обвалившихся кое-где стен лежали огромные груды камней. Осажденные нашли подходящее глухое место, куда любопытные могли бы явиться лишь в самую последнюю очередь, и заложили в нем своих друзей камнями, оставив им отдушину для воздуха и запас провизии, на котором можно было продержаться месяц — в надежде, что за это время они сумеют выбраться из Понтефракта. Управившись с этим делом, роялисты в назначенный час открыли ворота. Вполне уверенный, что все шестеро уже далеко, Ламберт все же приказал проверить покидающих замок роялистов и, убедившись, что ни единого из шестерых среди капитулировавших нет, обошелся с остальными чрезвычайно любезно, в точности исполнил все свои обещания и, кажется, совершенно не жалел о том, что этим доблестным людям (как он сам их называл) удалось вырваться из Понтефракта.

Тут павшие духом роялисты узнали — и это сильно их ободрило — что сэр Мармадьюк Лангдейл бежал из ноттингемского замка (вскоре он удалился на континент). Ламберт немедленно распорядился срыть укрепления Понтефракта, чтобы впредь в нем нельзя было держать гарнизон; оставшиеся от замка величественные руины можно видеть и ныне. Затем он увел все свои войска на новые квартиры, так что уже через десять дней оба замурованных роялиста благополучно покинули свое убежище. Один из них, сэр Джон Дигби, прожил еще много лет по возвращении короля в Англию и часто бывал в обществе Его Величества. Несчастного же Морриса впоследствии схватили в Ланкашире и — по удивительной воле Промысла — предали казни в том самом месте, где он когда-то изменил королю и впервые отличился на службе Парламенту.

Когда дела короля пребывали в описанном нами выше отчаянном положении, принц находился в Гааге, флот его уже бунтовал, требуя жалованья, его семейство страдало от нужды и раздоров, а в окружении его брата, герцога Йоркского, царили интриги и козни.

Скверное состояние флота и перемена в настроении матросов были тем более прискорбны и грозили особенно дурными последствиями именно сейчас, ведь уже через несколько дней по прибытии принца в Гаагу граф Уорвик, во главе другого флота, снаряженного Парламентом, явился к берегам Голландии и бросил якорь в виду флота короля. Граф отлично знал, что многие офицеры и матросы королевских кораблей находятся на берегу и, весьма вероятно, предпринял бы какие-то враждебные действия, если бы голландцы тотчас же не выслали несколько своих военных судов, чтобы сохранять в порту мир. Однако, действуя с высокомерием, свойственным его господам (и большинству тех, кого брали они себе на службу), Уорвик направил королевским кораблям странного рода ультиматум, в коем говорилось, что