Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

– Не сомневаюсь! – кивнул Добрюха.

– Петр Агеевич, что за история с гаремом? Поделись! – попросил Башашкин.

И снабженец, чокнувшись с обществом, заговорил тем же тоном, что и ведущий «Кинопанорамы» Каплер. Оказывается, Ежов сочинил сценарий под рабочим названием «Пустыня». Ему, правда, пристегнули в соавторы Ибрагимбекова, якобы специалиста по Востоку, но оказалось, тот ни хрена не знает ни про басмачей, ни про Среднюю Азию. А сюжетец занятный: во время Гражданской войны, отступая, главари банд бросали где попало своих жен, а молодой советской власти приходилось их потом спасать и перевоспитывать в свободных тружениц Востока. И вот один бывалый красноармеец получает приказ вывести в безопасное место гарем Черного Абдуллы. Начинаются опасные приключения с погонями, перестрелками, переодеваниями. Роль Бывалого предназначалась Георгию Юматову.

– Ах, Юматов! – воскликнула тетя Валя. – Какой мужчина!

– Да брось ты! – не согласилась Нинон. – У него на роже будто горох молотили.

– Дайте же послушать! – взмолилась Карина.

Но артист Юматов спьяну подрался в Доме кино, и ему так намяли лицо, что в ближайшие время он мог исполнять только роль гражданина, жестоко пострадавшего в дорожно-транспортном происшествии. Тогда решили взять другого актера.

– Какого? – спросила Лиска, собиравшая фотографии артистов.

– Не помню точно. Кузнецова, кажется…

– Который в «Жалобной книге» снабженца играет? – уточнил Батурин.

– Точно, точно, мой коллега, – закивал Добрюха.

На роль революционно настроенного дехканина позвали Спартака Мишулина.

– Карлсона? – удивился я.

– Его самого. На роль таможенника взяли Луспекаева.

– Так он же без ног! – покачал головой дядя Юра.

– То-то и оно! – подпрыгнул на стуле Петр Агеевич.

В общем, в прошлом году начались съемки, но все шло через пень-колоду. Да и с финалом ясности не было, мрачный получался, без здорового исторического оптимизма: шляется какой-то горемыка с гаремом по барханам, куда, зачем, почему – не ясно. А искусство должно звать и бодрить. Сизов уже хотел закрыть картину.

– Кто хотел?

– Директор «Мосфильма».

– А-а-а…

И тогда Ежову пришла в голову гениальная идея. Как раз в июле этого года в Москве проходил Международный кинофестиваль, приехало много знаменитых зарубежных актрис. Цветник! Сухумский ботанический сад! А Валька придумал фантастическую концовку. Когда басмач погибает от руки бывалого красноармейца, узницы гарема, понимая, что теперь им бояться нечего, жизнерадостно сбрасывают паранджу, показывая свои прекрасные лица, которые раньше мог видеть только деспот-муж. Дикие нравы! И мы узнаем, что под черными покрывалами таились: Софи Лорен, Элизабет Тейлор, Джина Лоллобриджида, Клаудиа Кардинале, Роми Шнайдер, Одри Хепбёрн…

– Представляешь, Михалыч! – воскликнул Добрюха.

– Гениально! – не смог удержаться Башашкин.

Ежов среди ночи позвонил Мотылю и рассказал о великолепной придумке. Тот, хмурый спросонья, выслушал, ответив, что должен обдумать предложение, а на следующий день ответил как отрезал:

– Не пойдет.

– Почему?

– Звезды не согласятся.

– Это я беру на себя! – пообещал Ежов. – Я умею уговаривать женщин.

– Это точно! Знаете, как он убалтывал меня, него остаться! – наябедничала Римма.

– И тебя тоже? – удивилась Инна.

– Эх, Инна Борисовна, упустили вы свой шанс, – покачал головой попутчик. – Он как раз с женой разводится.

– Вот еще! Мне нравится совсем другой тип мужчин, – кокетливо ответила она. – Ты знаешь какой…

– Так чем закончилось-то? – нетерпеливо спросила Машико.

А вот чем. Режиссер признал, что идея оригинальная, но ему не подходит, так как через пятьдесят лет никто не вспомнит ни Тейлор, ни Лорен, ни Хепбёрн. А он, Мотыль, снимает картину на века. А главное – Госкино потом все вырежет. В общем, Валька обозвал его идиотом, жутко расстроился, уехал на Пицунду и снимает стресс ловлей рыбы. Закончив рассказ, Добрюха кивнул на копченых ставридок: от них остались, благодаря общим усилиям, только головы и хвосты.

– Так и что с фильмом? – поинтересовался Башашкин.

– Решили закрыть, группу распустить, а отснятую пленку смыть к чертовой матери. Потом все-таки Сизов, чтобы не портить финансовую отчетность, приказал домучить ленту с учетом поправок. Но в Госкино недовольны. Скорее всего, выкрасят и выбросят. Положат на полку. Вот такая печальная история. Ладно, не расстраивайтесь! Нинон, помнится, у нас был спецзаказ? Тащи чахохбили! От рыбки только желудочный сок выделился. Да и винцо осталось…

– Несу в лучшем виде!

Через две минуты казачка вернулась с глубокой миской, накрытой перевернутой тарелкой.

– Чуешь, Агеич, какой дух? По рецепту моей покойной свекрови. Дай бог, чтобы на том свете черти относились к ней лучше, чем она ко мне на этом. Каринка, давай вилки!

На дне миски в остатках соуса лежало одинокое куриное крыло, покрытое пупырышками. И я понял, почему Мишаня отказался от каши на ужин.

– М-да, мальчик растет, – вздохнул Башашкин.

32. Крабы и портвейн

На следующий день я чувствовал себя прекрасно. Струпья на спине почти не беспокоили, только почесывались. Видно, в самом деле морская вода, как и живая в сказках, затягивает раны. Собираясь на охоту, я решил сегодня сосредоточиться на крабах. Мне хотелось утереть нос неведомому лауреату Ежову и удивить сестер Бэрри, уверенных в том, что членистоногие деликатесы водятся только в Елисеевском гастрономе на улице Горького. Вообще-то, этих тварей в Черном море прорва, в каждой щели и расщелине сидят, зыркают в разные стороны черными глазками на коротких стебельках, шевелят, точно жуют, ротовыми заслонками, а чуть что – выставляют вперед боевую клешню, мол, только подойди! Одна беда – они не больше черного домашнего таракана, в лучшем случае величиной с баночку из-под вазелина. Крупные экземпляры, – панцирь с жестянку из-под кильки, а клешни, как бельевые прищепки, – встречаются редко. Но даже в таких «гигантах» мяса, по совести сказать, не больше, чем в курином крылышке, которое оставил гостям ненасытный Мишаня и был за это приговорен к бессрочным принудительным работам по месту жительства, а также, на радость Лиски, пожизненно лишен доступа к останкам магнитофона.

Насколько смехотворны размеры даже выдающихся черноморских крабов, мне стало ясно, когда веселый сосед Батуриных Алик, по прозвищу Нетто, работающий директором вагона-ресторана, вернулся из рейса «Владивосток – Москва», а я как раз гостил у родни. Раздался стук в комнату, а потом послышался жизнерадостный крик:

– Эй, ликвидаторы и отзовисты, есть кто-нибудь в этом мелкобуржуазном болоте?

Дверь распахнулась, на пороге стоял Нетто в тельняшке и бескозырке с золотой надписью по черном околышу «Тихоокеанский флот». В одной руке он держал капитанский бинокль, а в другой что-то непонятное, напоминающее издали кухонный стульчик с круглым оранжевым сиденьем, но не с тремя, а с шестью ножками, стянутыми бечевкой, причем конечности были, как ни странно, с шипами, и каждая заканчивалась большим черным когтем.

– Что это? – в один голос воскликнули мы с тетей Валей.

– Смотрите и