Дитя чумного края - Натали Абражевич

— А это еще что?!

Черные закорючки на стене зияли темными провалами. Женщина то на них смотрела, то на девочку, испуганно забившуюся в угол.

Густые тени на ее лице только сильнее подчеркнули желваки.

— На кресло, живо! Через подлокотник перегнись и котту задирай.

Слова звенели от бурлящей злости, а сузившиеся глаза запали в тень. Йерсена испугалась окончательно. Зашарила зубами по губе, ища чешуйку, только все уж за сегодня содрала. Она до боли сжала уголек в руке, втянула голову и поплелась исполнить, что велели. Только замешкалась, подол не задрала.

— Ну?

Йерсена шумно потянула носом, но послушалась. Глаза не поднимала.

— Считай, — велела женщина.

Она спустила с пояса ремень, сложила мелочи с него в сторонку, намотала и взмахнула — только свистнуло.

Йерсена закусила щеку и не пискнула.

— Ну?

Засвистел еще удар.

— Ну?! Пока не начнешь считать, хоть до утра буду лупить.

Тогда Йерсена все же выдавила:

— Раз.

Еще удар. Она зажала палец меж зубов, впиваясь в него так, чтобы боль эта пересилила боль ту.

— Два.

— Громче! Я не слышу.

— Два!

Свистнул еще удар. На этот раз Йерсена промолчала.

— Ну?

Еще раз.

— Ну?!

— Я дальше не умею.

Женщина замерла. Перевела дух и поправила острую пряжку, что врезалась в руку.

— Ну тогда сначала.

И еще удар.

Когда все кончилось, Йерсена поняла, что зубы разжимать больнее, чем и дальше кусать палец — на нем каплями набухла кровь. Соленый мерзкий привкус намертво осел на языке.

— Вставай. Долго ты собираешься валяться голым задом кверху?

Йерсена принудила себя шевельнуться и неловко поднялась. Решилась вскинуть взгляд на краткое мгновение — злой и горящий, спрятанный под челкой. Взгляд человека, что не раз сказал себе: придет рассвет нового дня, и в этот день ты отомстишь им всем.

Женщина только хмыкнула и сжала губы. Достала из ведра забытую в нем тряпку и в лицо швырнула — только брызги полетели. Противный затхлый запах сырости свербел в носу.

— На, оттирай. Пока стена не будет белая — не выйдешь и на ужин не пойдешь. Увижу в ремтере — приволоку обратно за волосы и отдраю стену твоей мордой, поняла?

Вонючая и грязная вода текла с лица на грудь мерзкими струйками.

Женщина удалилась, громко хлопнув дверью, а Йерсена поплелась к стене, губу кусая. Урчало в животе.

Она уселась, тщательно оттерла с пальцев угольную черноту, тряпку к стене прижала, замерла. Руки тряслись. И как она ни упиралась, как ни сились болью в губе себя перебороть, а все же унизительно и громко разрыдалась.

Темная ночь до самого утра тому свидетелем была.

Глоссарий

Амтскетт — “должностная цепь”; тяжелое ожрелье, лежащее на плечах и являющееся официальным знаком отличия.

Хохма́йстер — то же, что и Верховный Магистр.

Часть I. Глава 5

Прошло немало дней, в течение каких Йергерт не смел попасться Вельге на глаза. Он не заглядывал в фирмарий и во время трапез в ремтере старательно прятал глаза и силился прийти попозже и уйти пораньше. Он боялся.

Когда его послали отнести в фирмарий простыни и наволочки, он молился, чтобы мать уже забыла и простила, или — лучше — вовсе не заметила его прихода. Нагруженный тюками, он старался проскользнуть в дверь тихо, аккуратно, никого не потревожив, и также тихо скинуть ношу где-нибудь в углу.

В фирмарии стояли крики. Присмотревшись, Йергерт различил, что это была Са́фия, рыдающая и заламывающая руки перед мужем. Брат Ви́нгард сидел неподвижный и не реагировал, глядел перед собой, и только губы слабо шевелились, что-то бормотали.

Йергерт отвернулся. Он прежде слышал болтовню, что дар берет свое и, как и всякий шепчущий, брат Вингард постепенно расстается с разумом — срок подходил: почти что половину века тот смотрел, как год сменяет год, а дольше полувека шепчущие, как известно, не живут.

И все равно смотреть, как от доселе гордого и опытного брата остается только оболочка, было тяжело. Йергерт не знал, куда девались вот такие шепчущие, сожранные даром, но знал, что ни один из них не задержался при фирмарии надолго. Они куда-то исчезали вскорости после того, как расставались с разумом; куда — Духам известно.

Мальчишку, что замешкался в дверях, небрежно отпихнули в сторону, и в госпиталь влетел брат Ви́ланд. Он замер перед койкой и смотрел во все глаза, не говоря ни слова — братья не только лишь по вере, но по крови, они делили вместе с ней и дар. Когда-нибудь его ждет то же самое.

Стараясь не таращиться на них, Йергерт заметил мать. Она, угрюмая, смотрела на него и хмуро поманила. Смиряясь с неизбежным, Йергерт подошел.

Не говоря ни слова, Вельга ухватила его за загривок и втолкнула в комнатку, грубым рывком свалила его ношу на кровать.

— Пришел-таки, засранец. Думал, вечно бегать сможешь?

Он молчал, разглядывая пол.

Ее это лишь разозлило, и она схватила его за ухо, чтоб запрокинуть голову и вынудить смотреть в глаза.

— Смотри, стервец, не думай отворачиваться. Нравится?

Лицо у матери и в самом деле было изможденное, измученное, с мешками под запавшими глазами и усталым взглядом. В неверном свете узкого окошка чудилось, что из под забранных рыбьим хвостом волос на лоб сползал синяк — такая кожа была бледная и жухло синеватая.

Йергерт молчал.

— А знаешь, это почему? — продолжила она. — Да потому что ты, засранец, только добавляешь мне работы. Ты что, решил, что батька твой слишком здоров вернулся — надо хуже сделать? Ты хоть на миг этой пустой башкой, — Вельга отбила ему по виску дробь острыми костяшками, — задумался, сколько работы мне добавишь? Насколько дольше Гертвиг теперь будет на ноги вставать? Или тебе плевать?!

Йергерт сдержался, чтоб не потереть больное место, и старательно косил глазами в пол.

— Смотри сюда! Смотри, засранец, что бывает, если так себя вести. Тебе ведь мало было тело Гертвигу увечить, надо было его доводить — так, чтобы он теперь и день, и ночь видел свои видения, орал и спать всем не давал! Мне от него не отойти, ночами хоть привязывай, чтобы не вскакивал и не кидался на людей, а утром жопу отмывай и всю постель перестилай! Сестре Югетте руку перешиб — и кто за это будет отвечать? Полубезумный Гертвиг? Я?

Она с остервенением толкнула его прочь и прописала звонкую пощечину. Пихнула на кровать, забыв про новое белье, про стену, о какую он ударился, схватила за волосы и взялась тыкать лицом в постель с таким