Быть - Кельта

ласково трепали волосы, гладили по щеке, стирая остатки сна, забирались сонмом мурашек под рубъ на плечи и грудь, а ещё щекоча взбирались от зябнущих босых ступень вверх под распущенные на ночь гати. Но чарующий миг разрушили шаги за спиной — это, наконец, обулись и вышли наружу провинившиеся.

— Отдых, я погляжу, вам двоим совсем не нужен. А раз так, будете сегодня на посылах. И первое поручение разбудить кашеваров, натаскать им воды, а как с этим покончите разбудите своих побратимов из Старшей и из Младшей дружины, расскажите всё воеводам, а потом найдёте меня, дам новое поручение.

Гридни переглянулись и осторожно перевели дух, радуясь, что наказали только их, да и то не очень сурово. А Горан подхватил свои сапоги и как был, так и спустился вниз. Он шел по пустому в этот час поместью к хоромам, улыбался и лениво осматривался по сторонам. На сердце у него было легко и спокойно, он уже и забыл когда подобное случалось последний раз — это было годы назад. А вот и терем, мрачной громадой стоящий в центре. Все окна темны, а стены ещё не рассветило солнцем. И внутри все спали, даже охрана дремала в сенях.

Княжич зачерпнул ковшом воду из бочки у чёрного крыльца, смыл грязь с ног, чтоб не нести её в дом, и оставляя мокрые следы начал пробираться к себе, на свою половину младшего терема. Хоромы ведь строились и перестраивались пять предыдущих поколений, и от дома Стояна, наверное, не осталось ни брёвнышка. Сейчас огромный терем, он же княжий терем, стоял на восьми подклетях, вставших четыре к трём и к одному в рядах. Тут были и кладовые, и кухня, и каморы сенных людей, но сейчас тихо и пусто, только поставленное с вечера тесто на хлеба побежало из кадушки и где-то ворочается, просыпаясь, повариха. Над подклетями — светлица, горницы и гридницы. Самая большая, на две клети, богаче всех украшена и при одной мысли о ней становится пакостно на душе. Ведь в ней не только на советах и сборах решаются важные для клана дела, но и в ней же княжъ наложил на сына своё наказание, дабы искупил тот свой позор. В остальных гридницах на мужской половине трудились тяун и огнищанин, да появлялись посадники доложиться. В горницах и светлице женской половины девушки занимались рукоделиями и вели свою часть дел. И уже над гридницами и горницами возвышались среди гульбищ четыре терема — на короткой стороне над женской половиной терема княжон и княжини, через сени от княжининого терем княжа, и на другом конце длинной стороны — терем княжичей. В каждый из теремов можно было пройти снизу по лестницам в сенях, или же попасть с гульбища, на которое поднимались по высокому крыльцу.

Терем княжичей изнутри поделён на две половины по обе стороны от печи. В одной из них жил первый княжич Велибор, другую занимал третий княжич Горан. Сейчас весь терем дрожал от богатырского храпа брата, и Горан тепло и искренне улыбнулся. Он вспомнил, как раньше сердился, что не мог выспаться и убегал ночевать то вниз, то на сеновал, а как выдался случай почти переселился в дружинный дом.

Половина Горана в тереме нисколько не походила на его камору в дружинном доме. Два окна, прорезавших стены, украшали тяжелые занавеси, стены затянуты набойными и расшитыми полотнами. Даже потолок под самой крышей украшен тканями, а с опор свисают резные крюки, на которых в оплётках висят лампады. Кровать у перестенка застелена периной и лоскутным покрывалом, стол у окна накрыт белой скатертью, на сундуках, лавках и полках лежат платки. Среди этого убранства Горан жил с семи лет, как ему нарекли имя.

Сейчас княжич раскрыл окна, запуская внутрь свежий воздух, чтобы выгнать застоявшуюся за несколько недель духоту, проверил лампадки, хмыкнул — масло везде закончилось, а новое никто не подлил. Он не стал искать кувшин и заправлять светильники, а просто создал и запустил летать вокруг несколько огоньков. Сел у стола, стёр пыль с шкатулок и задумался.

Из рассказов Яруна он знал: на княжем пиру для кровных родичей и их жен и мужей объявят, что Углеша весной замуж пойдёт. Велибор две недели как вернулся из посольства к клану Квилиновичей, где хоть и смог уговориться о разделе дорожных податей, но на условиях хуже, чем хотелось бы. Но ничего не поделать — в их волости крупнейший порт запада Края Ста Рек, а из волости Стояновичей либо по Быстрой через волоки путь вести, либо вверх по течению и уходить на Правый Исток, но там воды не спокойные и для кораблей, и для торговых людей.

Княжу поставили выбор — или дать доступ к Источнику, или подкрепить договор новым браком между кланами. Выбор очевиден. Только княжну отдавать ему не хотелось, ни старшую Углешу, ни младшую Харису, которой только двенадцатый год пошел. А княжниц в клане хоть и хватает, да все они праправнучки Светомира и Некрасы, которая княжу Квилиновичей родной тёткой приходится, то есть с женихом у невесты получится общий родич до пятого колена.

«А приняли бы Ясну в обход Уклада, и не было бы теперь отцу страданий, было бы всё по-прежнему» — промелькнуло в мыслях у княжича. Он зло потёр ладонями лицо, встряхнул головой и начал собираться. Пока он тут рассиживался, поместье начало просыпаться, а дневная суета постепенно набирала силу. Горан решительно откинул крышку сундука и достал одежды, достойные его статуса. Вместо простых, едва тронутых вышивкой сорочки и волховки, княжич облачился в тонкотканые, яркие, богато украшенные шитьём и даже жемчугами. И гати не тёмно-серые, а синие. И ремень с украшениями, и вретище из жесткой кожи… Хоть самого жени, красавец! Осмотрел себя, ругнулся, и волховку всё же сменил на попроще.

Как закончил, княжич вновь сел за стол и занялся делами. У него скопилось почти две дюжины писем, до сих пор не прочитанных и не отвеченных. Он подолгу откладывал всё, что не касалось дел дружины, на потом, и вот решил чуть уменьшить скопившиеся дела.

Через полтора часа в дверь робко постучали. Это наказанные гридни пришли отчитаться. Они изо всех сил сдерживали зевки и пытались не пялиться по сторонам, разглядывая роскошь терема княжичей. Горан хмыкнул, развернувшись к юношам и в ответ начал пристально рассматривать их, особенно выразительно кивая на мокрую и грязную одежду. А потом достал из шкатулка два ключа и бросил воинам.

— Откроете пишрественый дом, проветрите,