Быть - Кельта

class="p1">Люди принялись за еду, неспешно и чинно, порой переговариваясь. А кощунники и боянники вышли из угла ближе к княжему столу и начали своё дело. Они пели песни и былины о славных воинах ещё той эпохи, когда волхвов какие они сейчас не было на свете, а все жили по Древней Правде. Каждые две-три доли кто-то вставал, отвешивал по лёгкому поклону каждому столу, говорил здравницу о клане и дружине, выпивал свою чарку пряного вара, а после либо садился на своё место, либо обращался с просьбой к княжу или княжине. Они просили даровать право отселиться с семьёй в отдельный дом, или просили поспособствовать браку себя или кого-то из родных, дав приданое из высоких рук. Один воевода испросил позволение отойти от ратной службы и уйти на посильное место. Могли и выговорить, но на этом пиру обошлось, и даже старые обиды никто не помянул. А вот за тех, кто не пришел, кто сейчас гостей стерёг и приглядывал сказали и выпили витязи дружинные.

Спустя час княжъ с княжиней откланялись и попрощались — их ждали в хоромах. С ними ушли и воины их почётной охраны — четверо княжих воинов и четверо воительниц. А в пиршественном доме веселье только оживилось. Люди вставали, переходили на другие места, смеялись и перекрикивались через всю гридницу, хвалили стряпух, желая им здоровья и дом полную чашу, а потом примолкали, когда кощунник заводил новую песню. Столы потихоньку пустели, но угощений всем всё равно хватит до утра.

На улице стемнело, и люди начали выходить во двор, чтобы полюбоваться небом, исчерченным словно горящей метлой, искрами падающих звёзд. Баянник тоже вышел вслед за воинами и их семьями и затянул длинный рассказ об исчезновении богов. Его слушали, но вполуха и мало кто дождался конца рассказа — либо ушли обратно внутрь, либо пройтись кругом, а на их место встали вышедшие подышать воздухом. Скоро вернулись и ушедшие с четой охранники, заканчивать со всеми праздник.

Горан за своим столом остался один. Он не спеша кушал и посматривал на других пирующих, хотя мысли его всё же были там, где собрались его родичи. Но отец предпочёл опальному сыну будущего зятя. Что ж, переживёт. Взгляд княжича задержался на братине и оставшемся куске каравая. Горан подумал о тех воинах, кому веселья не перепало совсем. Да, им принесут на ужин те же вкусные яства, что и тут стоят на столах, и гривной милуют, но они там, когда их друзья и ратные побратимы тут, даже жёны на празднике.

Княжич встал, высмотрел нескольких супруг, чьи мужи несли сейчас службу, и подозвал их к себе. Улыбнулся женщинам, кивнув на братину и каравай, мол, берите и идите за мной, и вышел на улицу. Горан отвёл их к гостевому дому на самом краю поместья рядом с выходом в приместье и окликнул караульного, который позвал к крыльцу и остальных. Княжич дождался пока братина проплыла по рукам и окончательно опустела и сам, своей рукой разделил и раздал остатки каравая. Он разрешил женам ещё немного помиловаться с мужьями и вернулся на пир в дружине. В его сердце всё равно оставалось много печали, но на душе стало легче. А пир с семьёй… да всё равно расскажут, а сестра может и обретёт счастье с наречённым супругом, да хоть познакомится с ним под родной крышей.

Глава 18

Уж забыты имена и богов и княжей,

Только их Правда хранится и почитается.

Только жизнь поменялась на новую,

И Правды другие взошли

по налитыми силою рукам

(Из рассказа боянника)

Сумерки уже спустились на город, растянувшийся на десяток вёрст по берегу Срединного Моря. От земли ещё шло накопленное за лето тепло, но когда ветер приходил с озера, становилось зябко. А ветра тут было предостаточно — он гулял по широким улицам, стучался в ворота и играл ставнями, а потом подхватывал паруса и уносил кораблики торгового люда от одного из двух портов. Единственное, куда он не заглядывал — это во дворики рядом с городской стеной. Если ветер налетал с суши, то он набирал разбег и, перепрыгнув через стену, вновь спускался уже только саженей через пятьдесят, а если дул с озера, то успевал запутаться в улицах и растерять большую часть своей силы.

Купец Звяга сдержал своё слово и сделал даже больше, чем ждали девушки. Едва его обоз добрался до этого города, как выяснилось, что у него тут есть большое подворье на одной из боковых улочек. Звяга владел пятью домами, в которых жили его приказчики с семьями и другой нужный люд, а при них амбар и клети-кладовые, и отдельная баня. Первую ночь девушки провели тут, окруженные большим уважением и… опаской? осторожностью? Но уже на следующий день Звяга зашел к посадникам, чтобы уладить свои вопросы с разрешениями торговать и уплатой податей, и купить место на одной из ладей, и там же взял на себя дом из безнаследья, в который уже к вечеру отселил волховицу со спутницей. Потом купец самолично посетил вместе с Ясной городских лекарей и знахарей и уплатил им за ученицу на год наставничества. А дальше он уплыл, как и собирался.

Мала и Ясна остались одни в Ветрище. Они обжили дом, оказавшийся добротным и уютным и чем-то напоминающим крошечный теремок. Тут был глубоко закопанный подклет и горница над ним, а над горницей предыдущие хозяева поставили высокую крышу, так что подволок получился просторным, хоть и в него заселяйся. Все они — и подклеть, и горница и лестница под крышу — выходили с одних сеней, да и у дома было только одно крыльцо, спускавшееся в пустой дворик. Больше в доме ничего не было — ни лавки, ни стола, ни горшка или чашки. Приказчики купца потом привезли кое-что и немного дров, и забыли о них.

Пока Звяга представлял Ясну лекарям, Мала вымыла дом, оставила подношения домовому и дворовому, а потом протопила печь пожарче, выгоняя из дома тени прошлых жильцов. После этого она начала налаживать нехитрое хозяйство — из чего есть, в чём кашу варить и хлеб ставить, на чём спать и задумалась во что зимой одеться.

Всю следующую неделю Ясна с раннего утра шла в гильдию лекарей и возвращалась только поздно вечером, а Мала ходила по рынку, искала какой купить утвари в дом, у кого достать пряжи на тёплые платки сестре и себе, свиту или жупан потеплее. Ещё она обходила гильдии