Ленинград: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Анна Юлиановна Броновицкая

Общий вид по Фонтанке

Планы 1-го и 2-го этажей

➧Хрущёв еще покажет себя изобретателем, предложив в здании Обуховского ДСК (1965) поставить керамзитобетонные панели на попа, чем радикально изменит унылый облик промышленного здания[117]. Ну а здесь железобетон приходится имитировать — навешивая на кирпичные стены здания вертикальные бетонные ребра. Практически так же, как и Мису, который прилаживал к Сигрем-билдингу двутавровые балки. Но, как и тот, нужного эффекта Хрущёв добился: плоскость фасада получила четкий ритм. И это был честный ответ времени на вызов места: не приседая перед Росси, но и не пытаясь его затмить, Хрущёв просто сделал другое. Как, собственно, происходило и раньше: «Зодчий Кваренги снимал шляпу перед произведениями Растрелли, но делал свое»[118].

➧И хотя постмодернистское сознание радуется именно нейтральности дома, видит его как фон, который «способствует еще лучшему прочтению»[119] окружающих шедевров, на самом деле и модернизмом здесь одержаны первые победы. Из дома полностью ушла классическая трехчастность, которая еще мерцала в первых вариантах[120]. Исчезли карниз и аттик, осталась лишь чуть выступающая линия крыши. Но и вместо привычного цоколя — пустота! А точнее, фирменная ленинградская наклонная витрина, каких не было в Москве. И которая логично соответствовала книжному магазину в первом этаже. Правда, без декоративности не обошлось и здесь: за витриной проглядывала кирпичная стена с обычными оконными проемами, вызывавшая у строгих критиков ощущение, что «находишься в музее и тебе показывают какой-то экспонат с живыми манекенами»[121].

➧И, конечно, чем дальше в постмодерн, тем больше здание начинают ругать за то, что оно испортило панораму, а потом и вовсе обвинять в том, что ради него снесли Воскресенскую церковь (Л. Фонтана, 1887). Виноват в этом, конечно, совсем другой Хрущёв, но церковь действительно была хороша — именно тем, как она тянулась вверх, придавая русскому стилю невиданную дотоле стройность (каковой напрочь лишен ее знаменитый собрат — храм Спаса на Крови). Разрывая линию крыш, она тоже контрастировала с творением Росси, но при этом и «подпевала» ему: ее закомары отвечали арочным окнам его первого этажа, а также и целой симфонии полукружий в рынке Линевича (1884) — живописном здании, которое стояло на месте Дома прессы.

➧И, как «вся ленинградская литература прошла по лестницам и коридорам этого здания»[122] (россиевского, в котором «Петрогиз» разместился в 1930-е годы), так ее послевоенное поколение обивало пороги редакций здания нового. Для большинства советских писателей и поэтов газета была первым шагом в литературу (а также, конечно, и заработком), хотя важнее было именно «напечататься»: это была путевка в жизнь. «А Христа печатали? А меня печатают?» — кричал, по легенде, Мандельштам одному недовольному начинающему, подрабатывая именно в газете. Эти слова все пишущие повторяли как мантру, а в «Ремесле» Сергея Довлатова их произносит кто-то и вовсе безымянный. Сам же Довлатов, приходивший сюда, в редакцию газеты «За кадры верфям», свою газетную поденщину вспоминает с тоской: «Дома развернул свои газетные вырезки. <…> Пожелтевшие листы. Десять лет вранья и притворства»[123].

Рынок Линевича, Воскресенская церковь, Министерство иностранных дел. Начало ХХ века

➧И хотя Довлатов сумел переплавить эту тоску в яркие повести («Компромисс» весь построил на контрасте своих фальшивых заметок и тех реалий, которые они описывали), а многие авторы, взбежав однажды по ступеням «Лениздата», бодро зашагали в большую литературу, для большинства журналистика оставалась халтурой. Каковой она — в метафизическом измерении — в СССР и была: потому что писать быстро, кратко, просто и только то, что разрешено, — это все-таки очень специфический род литературной работы, развращающий и пишущего, и читающего.

➧Закономерным атрибутом этой дрянной работы было беспрерывное пьянство, в котором топили угрызения совести и для чего кабинеты «Лениздата» отлично подходили. Маленькие, нанизанные на узкий коридор, они тянулись на всю длину здания; на Фонтанку выходили, естественно, кабинеты редакторов отделов, которые в первой версии проекта были еще и снабжены балконами (а курили в тогдашних газетах не меньше, чем пили). Такая планировка напоминала гостиничную, тем более что в середине коридора расположились холлы: где актовый зал, где читальный. «Веселились обычно в просторном холле на четвертом этаже нового здания. Потом это помещение разгородили на узкие кабинеты»[124].

➧В актовом зале журналисты «Ленправды», «Вечёрки» и «Смены» встречались со знаменитостями (то это была Цецилия Мансурова, то Марсель Марсо, а то и сама Марлен Дитрих), но пресс-конференций в СССР не знали (они были чреваты непредсказуемыми вопросами и еще более — ответами), поэтому «иностранцы, которых привозили в Дом прессы, нередко ожидали, что тут их атакует толпа журналистов, но встреча протекала как концерт, а зал заполняли преимущественно охочие до зрелищ работницы типографии»[125].

Холл. 1964

Библиотека. 1964

➧Не менее советской была и сама идея объединить все городские газеты в одном здании. Что, с одной стороны, упрощало многие бытовые вопросы (как обобществление быта в доме-коммуне): помимо одной на всех типографии, в здании были буфеты, недорогая столовая, здравпункт, «похожий на клинику», в которой даже был свой стоматолог. А с другой стороны, это же облегчало идеологический контроль (что, впрочем, присутствовало и в идее дома-коммуны). Так что вполне символично, что разместился поначалу Дом свободной советской прессы в бывшем здании Министерства внутренних дел, а кабинет директора «Лениздата» «украшал огромный дореволюционный стол»[126] под зеленым сукном, доставшийся, по легенде, от самого Петра Столыпина.

➧Столь же символично, что и ввели здание в строй в 1964 году — когда был отправлен на пенсию отец той первой оттепели. И хотя во время «оттепели» следующей, горбачёвской, пресса сыграла великую роль, годы алкоголизма даром не проходят: хватило ее на каких-то четверть века. И так же бесславно, как закончила свое существование свободная журналистика в России, завершилась и карьера здания, превратившегося в один из множества бизнес-центров (хотя и со звучным именем «Лениздат»).

Перестроечный митинг под стенами «Лениздата». Конец 1980-х

12. ТИПОВОЙ ДЕТСКИЙ САД 1958–1963

АРХИТЕКТОР В. КИРХОГЛАНИ

НОВОИЗМАЙЛОВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 40/3

МОСКОВСКАЯ

Новая архитектура для детей: зверюшки вместо ордера

В фильме «Взрослые дети»[127], вышедшем на экраны в 1961 году, молодой архитектор, неожиданно для руководителя мастерской, делает главным зданием микрорайона ясли-сад. У него есть для этого личная причина: