Морские истории - Иван Степанович Исаков

делом чрезвычайной трудности, однако, учитывая то, что «положение обязывает», приходилось анализировать не только оперативную и стратегическую, но и политическую обстановку как в Европе, так и в Атлантике, на Дальнем Востоке и в Тихом океане.

Что развязка неминуема, знали, понимали и чувствовали очень многие. Что она наступит относительно скоро, кое-кто начал считать еще с момента пленения фельдмаршала Паулюса; затем — после победного сражения на Курской дуге; еще нетерпеливее стали ждать конца после форсирования Днепра и освобождения Ленинграда от блокады. Наконец, когда головной третьей американской армии оставалось до Берлина еще около 330 километров, советские войска подошли вплотную к крепости Кюстрин, от которой до гитлеровского логова оставалось всего 70 километров.

Правда, все знают, что это были разные, несоизмеримые километры — и по плотности развертывания фашистских войск, и по степени их насыщения всеми видами техники, и по количеству поддерживающей авиации. Наиболее ощутимо разница в этих километрах сказывалась в инженерном оборудовании плацдармов на подходах к германской столице, но, главное, она была в упорстве фашистских полевых войск, СС, гестапо и специальных формирований из восточных пруссаков — все они дрались с яростью обреченных, чувствовавших неизбежность расплаты за все свои злодеяния. Их дивизии на западе или эластично отступали, или сдавались частям фельдмаршала Монтгомери с вежливым полупоклоном.

Да, быстро бежали последние недели и дни перед концом второй мировой войны.

Двенадцатого апреля умер Ф. Д. Рузвельт, человек большого ума и сердца. Он до последнего дня оставался лояльным союзником. Не прошло и недели, как из речи нового президента в Советском Союзе узнали, что «Америка вполне сможет вести человечество к миру и процветанию...». Программа, мягко говоря, была претенциозная. Мы промолчали не потому, что эта программа была завуалирована комплиментами в сторону СССР.

Советский Союз промолчал потому, что ему была глубоко чужда сама мысль о каком-то превосходстве над другими народами. Нас заботили мирные дела. 24 апреля заседала XI сессия Верховного Совета, на которой депутаты приняли бюджет первого мирного года и больше всего говорили о предстоявшем севе хлебов.

Через день, 25 апреля, советские части встретились с американскими в районе Торгау, а в Сан-Франциско открылась первая конференция ООН, которой, собственно, и доверили ее создатели решение проблемы, как вести человечество к миру и процветанию.

В эти дни события развивались с нарастающей быстротой. 25 апреля замкнулись клещи, в которые зажали Берлин войска маршала Жукова и маршала Конева.

27 апреля был схвачен бойцами итальянского Сопротивления Муссолини.

Девятое мая у нас в стране было объявлено всенародным праздником «Дня Победы». Формально война закончилась, а фактически — еще не везде.

Часть германских подводных лодок находилась в Атлантическом океане на путях союзных транспортов, крейсировала на подходах к нашему северному побережью и даже у южной оконечности Африки. Кое-кто из командиров фашистских лодок не успел принять по радио приказа о капитуляции, а кое-кто делал вид, что не знает об этом, чем и объясняется тот малоизвестный факт, что последний союзный транспорт был потоплен в августе 1945 года.

* * *

Должен сказать, что все эти последние дни перед концом войны я находился в состоянии крайнего напряжения. Бесконечно шла все новая и новая информация, военная, политическая, которая, в свою очередь, почти поминутно вызывала ответную реакцию. То ли в виде докладов министру Военно-Морского Флота адмиралу Кузнецову, то ли в виде директив, распоряжений или указаний флотам, флотилиям, Военно-Воздушным Силам, базам и тыловым учреждениям — в десятки, сотни адресов. Правда, подавляющая часть работы легла на плечи адмирала Кучерова, принявшего после моего ранения пост начальника Главного морского штаба, но и я, как заместитель министра, не мог оставаться в стороне. Еще не так давно положение наших морских сил было относительно стабильным. Но вслед за беспримерными по стремительности наступательными операциями фронтов взаимодействующие с ними флоты и флотилии вынуждены были отрываться от привычной системы базирования.

Передислоцирование на запад, за пределы старых границ СССР, происходило от Линаахамари на севере и Турку, в Финском заливе, вплоть до портов на Среднем Дунае, до Варны и Констанцы — на юге. Мало того, часть бронекатеров и глиссеров двигалась в том же направлении на железнодорожных платформах. Даже на Шпрее, под Берлином, катера и глиссеры нашего флота оказывали содействие наступающим частям обоих фронтов.

Весь день 9 мая был заполнен потрясающими сводками и сообщениями, которые наползали друг на друга, поражая воображение и радуя сердце. Уже не тянуло к стратегическим картам. Настолько известны были упоминаемые города, острова или реки, что в памяти запечатлелся хорошо знакомый слепок, охватывающий Южную Балтику, центральные и северные области Германии, Польши, Чехословакии и смежные с ними районы. Но теперь это уже была не прежняя карта. Виделась своеобразная картина, как бы нарисованная на географической основе. И можно было бы назвать ее картиной развала гитлеровского рейха и его военной машины.

Конечно, нарушился обычный ритм жизни и работы командования, Главного штаба флота и различных управлений. Люди входили и выходили без доклада. Телеграммы подписывались стоя. Телефоны звонили наперебой, стараясь своим звонком перебить остальные. Бутерброды заменяли обед.

Ликование! Да, победное ликование было на лицах, в интонации и жестах говоривших и во всем остальном, несмотря на то что кое-где операции протекали не так гладко, как хотелось.

В числе многих других товарищей, перебывавших в этот памятный день в моем кабинете, оказался и напористый военный корреспондент. Всего разговора с ним не помню, но в памяти остался один вопрос, к которому он настойчиво возвращался несколько раз. «Что вам особенно запомнилось из боевых действий в последний период войны и что наиболее сильно воздействовало на фашистов, ускорив их разгром?»

В сумбуре общего ажиотажа и ликования этого дня я не был подготовлен к быстрому ответу. Перечислив две или три смелые операции, выполненные флотами, я постарался отделаться от напористого гостя. Но когда он ушел, сам задался тем же вопросом и, несмотря на то что не располагал и половиной необходимых данных, пришел к убеждению, что таким героическим подвигом, потрясшим фашистов, начиная с самого Гитлера, является беспримерный успех атак подводной лодки «С‑13».

Ведь не случайно, что Каюс Беккер, один из германских историков, издав в Гамбурге осенью 1959 года книгу о «Военных действиях на Балтийском море», главу восьмую, в которой описан трагический эпизод гибели лайнера «Густлов», назвал так: «Восточная Пруссия. Расплата за войну».

Да, конечно, расплата. Но в этот день мы не могли еще знать содержания книги Беккера.

Флаг-офицер доложил, что просит приема полковник Фрумкин.

— Дорогой полковник! Во-первых, поздравляю вас с победой, а во-вторых, выкладывайте свое дело, после чего разъясните мне все, что вы знаете о