Дочь друга - Мария Зайцева

русского открывал иногда, – ворчу я, отворачиваясь и притворяясь, что сильно занят чтением документов, что с утра самого на подпись притащили, – ты же с людьми работаешь, а несешь такое, что стыдно за тебя. Какая, нафиг, ювелирка?

– А чего не так? – натурально удивляется Волк, – это, типа… Ну… Женщина-ювелир. Ювелирка, вот.

– Нет такого слова, неуч.

– Есть! – Волк горячится и лезет в телефон, затем предъявляет мне экран, – вот! Это этот… Как его… Ч-черт… Фе-ми-ни-тив, вот!

Смотреть на его невыносимо довольную морду смешно и дико.

Да и сама ситуация зашкаливает.

Зашел бы кто сейчас, послушал, о чем брутальные мужики трут за закрытыми дверями, офигел бы.

Правила русского языка, фе-ми-ни-тивы… Странное слово. Надо запомнить. Блесну потом, в обществе каких-нибудь политиков с высоким самомнением… А то вечно нас, спортсменов, за людей не считают.

Мы для них что-то типа говорящей собачки. Ой, умеет лапу подавать! Надо же! И не гадит по углам! С ума сойти!

А тут, вверну, может, за умного сойду…

Черт, какой бред в башке.

А все эти документы… Терпеть их не могу, но не проделегируешь же никому. То, что должно заверяться лично мной, нельзя никому передавать – первое правило ведения бизнеса. А второе – никогда не снимать контролирующую функцию. Стоит лишь решить, что ты все наладил, бизнес катится своим чередом, все круто и можно расслабиться, как обязательно наступает что-то дерьмовое.

Или исполнители пролажают по собственной тупости, или надзорные органы решат, что сейчас именно – самый правильный момент для проверки, или конкуренты перекупят кого-то из твоих, с виду совершенно надежных людей, и потом грандиозную подлянку устроят.

А чаще всего, по закону подлости, который сто процентов есть, все вышеперечисленное происходит одновременно. А ты, такой, на Бали чилишь… Счастливо уверенный, что бизнес крутится, темы мутятся. И не подозреваешь, что именно в этот момент тебя крутят и мутят.

Так что я сегодня с самого утра в работе, несмотря на общее, фиговое на редкость, настроение и бессонную ночь.

Очень хочется все бросить, честно. Но я понимаю, что это – признак слабости, для нормального мужика неприемлемый.

Сбегать от проблем могут только маменькины сыночки-корзиночки, которых не научили, что, сколько ни бегай, твои беды тебя всегда найдут.

Только будет их в сто раз больше, чем в самом начале.

Эффект снежного кома, чтоб его.

И, кстати, если не отвечать на подначки подчиненных, то тоже рискуешь снежный ком в действии пронаблюдать.

Например, Волк совсем берега попутал, похоже.

Надо бы его приземлить?

Или утопить?

Или еще как-то дать понять, что не стоит нарываться и злить и без того злое начальство. Мало ему в прошлый раз было, что ли? Или реванша хочет?

Можно устроить…

Ощущаю, как организм на возможность хорошо, качественно подраться реагирует исключительно положительно, откладываю в сторону бумаги и поднимаю взгляд на Волка, уже открывшего рот, чтоб ляпнуть еще что-то, настолько же веселое, по его мнению.

– Мо-моему, ты не тем у меня в компании занимаешься, – спокойно комментирую его внезапный поворот в сторону знатока русского языка в общем и феминитивов, в частности. – Думаю, тебя надо перевести на должность… – тут я задумываюсь, какой именно должности достоин такой умище, – пожалуй, помощника юриста, да. Будешь договора составлять. Так, чтоб по всем правилам русского языка. Да?

Волк, в самом начале моей речи сохраняющий веселость в физиономии, к концу ее начинает подозревать, что я нифига не шучу, и напрягается.

Он знает меня достаточно долго, чтоб понимать, что угроза – нисколько не угроза, и что я запросто могу это устроить. Перевести его с должности заместителя директора на помощника юриста. И никуда он не денется, пойдет.

– Да ладно тебе… – он благоразумно отступает чуть-чуть от стола, – я чисто так… Спросил… Очень красиво, если что… Тебе идет… Сейчас, говорят, шрамирование в моде.

– Ты точно слишком много свободного времени имеешь, я смотрю, – просто поражаюсь этой бесстрашной глупости, – модные тенденции изучаешь… В зале все в порядке?

– А чего там будет? – удивленно вскидывает мохнатые брови Волк.

– Не знаю-не знаю… Пошли, проверим. – Я встаю из-за стола, – через раздевалку.

– Ла-а-за-а-арь… – тянет Волк, поняв, что к чему, – ну с прошлого раза ребра еще не зажили же!

– Потому и развлекаешься, я смотрю. Или на больничный тебя отправить? Без сохранения заработной платы?

– Да иди ты нафиг, – искренне, от души, посылает меня Волк, – если тебе твоя кошка не дала сегодня, то нафига срываться на окружающих? Пользуешься тем, что они тебе ответить не могут?

– Вот сейчас и появится у тебя эта возможность, – скалюсь я довольно, ощущая, как все мышцы прямо ноют в предвкушении спарринга.

Вот оно!

Вот чего мне не хватало!

Надо больше спортом заниматься и меньше – мозгоделанием!

И все вышибется из дурной башки!

Через пять минут, наблюдая за тем, как тонкая спортивная девушка сосредоточенно бежит по беговой дорожке, и ее длинные волосы, заплетенные в толстую косу, мотаются в районе ягодиц, я понимаю, что сильно, очень сильно переоценил значение спарринга и вообще спорта в жизни одного, отдельно взятого, крайне неудовлетворенного мужика.

Глава 25. Показать себя

Лиза бежит, размеренно, в средней скорости, не обращая внимания ни на кого вокруг.

Коса мотается, шлепает ее по упругим ягодицам, словно маятник. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

Понимаю, что застыл столбом и завороженно наблюдаю за этим мерным движением, только когда Волк, отвлекшийся на разговор с кем-то из менеджеров, натыкается на меня сзади, тормозит, чуть ли не роняя, а затем, видимо, заценив мой ошалевший взгляд и объект этого взгляда, выдает глубокомысленно:

– Так-то, оно да… Оно конечно… И даже очень…

Я в этот момент отмираю, на автомате ухожу в сторону, не позволяя сотне с лишком кило сбить себя с ног, и возвращаюсь в реальность.

Моргаю, понимая, что словно под гипнозом был, куда там всяким прославленным психотерапевтам!

За полсекунды