Долгие Дороги - Дэн Марко

Не сумев найти слов чтобы возразить, отошедший от шока учёный, с каким-то странным чувством – на грани радости и горя, осмотрел других членов научной команды, которых стремительно разводил по своим местам Ирвинг.

Оба сотрудников РИСИ, бывший и нынешний, в скором времени оказались в звуконепроницаемой «коробке», где почти сразу Уоллес, изрядно вспотев от пережитого, упал на стул, не отрывая взора от мельтешащего перед ним Дисмаса. Все эти действия со стороны «разбойника», завершились тем, что он налил в чайную кружку холодной воды и подал учёному, которую тот с жаждой выпил.

– Не самый удачный претеритант, должен признать, хотя как таковым назвать его сложно. Впрочем, ты же должен его помнить. Результат темпорального эксперимента, как никак. – с малозаметной усмешкой говорил он о Калебе, зачёсывая назад грязные волосы. – Если бы я не вытащил его из клетки нашей с тобой версии РИСИ, он бы так и остался гнить там до скончания веков. Конечно, хорошо, что он не узнал тебя. Хотя у мальчика на удивление складная память.

– Я не думал, что этот образец выжил… Он теперь твой союзник? – неуверенно спросил учёный, когда осознал, что действительно видел раньше это существо.

– Что-то вроде того. Учитывая, что именно я был одним из тех, кто курировал проект, касающийся его. По крайне мере до того, как этот самый проект перестал окупать себя, а содержание оного не стало слишком проблематичным и… скажем так, чреватым жертвами среди персонала, по причине его буйного нрава. Возможные отклонения в процессе хирального зарождения, я думаю… – прикинул мужчина в шляпе, вспоминая былые времена, с пугающей для доктора приятной улыбкой. – Не скажу, что мне стало его жаль, разумеется. Он был и остаётся точно таким же экспериментальным материалом, не слишком умным, но зато крайне эффективным в исполнении команд, требующих определённого «силового подхода». Гомункул, что с него взять.

– И он верен тебе?

– Верен? Нет, конечно. Единственное в чём он убеждён, так это в том, что из всех вас, лишь мне одному можно более-менее доверять. Конечно, он недолюбливает меня и мои цели. Но терпит, так как понимает, что идём мы с ним примерно в одном направлении. И что ещё важнее – помнит, кто даровал ему свободу и его драгоценные христианские принципы, кто носил ему все эти библейские книжки. Помнит, кто был тем единственным, относившимся к нему с сочувствием и пониманием. Якобы. – От этого воспоминания, Себастьян злорадно хмыкнул. – Это была ещё одна часть эксперимента, довольно удачная, готов признать. При том, моего собственного. Будучи только созданным, он достаточно быстро воспринимал и усваивал информацию, создавая на её основе свою личность. Уникум, в каком-то роде. Tabula Rasa. Пусть даже это были единственные книги, которые он научился читать, и к коим имел доступ по моей прихоти. Это в конце концов, сделало его более лояльным ко мне одному и позволило манипулировать им эффективней. Религия, что с неё взять. – посмеялся мужчина. – Мне удалось скрыть факт формирующейся между нами связи от других учёных. И это пригодилось, в конце концов. Ты должен был это помнить, разве нет? – Его глаза с насмешкой посмотрели прямо в глаза учёного.

– Дисмас… почему?.. – хрипящим тоном вопросил он. То что рассказывал сейчас этот человек одновременно с этим вызывало отвращение даже у такого человека как Уоллес, как бы сильно он не страшился Калеба.

– Вьятт, старый друг, давно не виделись. – явно улыбнулся он, словно это было самой обыденной их встречей. Как будто ничего не произошло. – Признаться, я скучал. Не думал, что ты сможешь прижиться здесь.

– Нет, я имею в виду… Почему ты жив? – теперь уже не страшась спросил Уоллес, окончательно удостоверившись в возвращении своего знакомого, знать которого, среди всего коллектива, мог только он.

– А! Вижу, ты всё-таки никому не успел поведать, раз с таким трепетом спрашиваешь у меня. Скажи мне Уоллес, – оживился мужчина в фетровой шляпе. – что конкретно ты им рассказал обо мне, когда оказался здесь, в этой версии мира? Или о той катастрофе, что стала причиной искоренения всей органической жизни, на нашей с тобой планете, туда куда вы отправили того мальчишку?

Воспоминания о прошлом больно ударили в голову доктора, отчего его мысли спутались нитевидным клубком.

– Я не… – пробормотал он, но Дисмасу хватило и этого ответа.

– А-а. Ты им не сказал, верно? Соврал, придумал убедительную лживую историю, обеляющую тебя, как честного научного деятеля РИСИ, а меня выставляющего безумцем, этаким Виктором Франкенштейном. А по поводу случившейся аварии? Меня больше интересует это. Что ты назвал причиной? Они ведь спрашивали, да?

Вьятт почувствовал дискомфорт от темы, которой он на протяжении этого времени, так старался забыть. Теперь, встречаясь с призраком прошлого, чувство вины было сравнимо со страхом, вселяемым тем огромным претеритантом.

Он попытался как-то отвернуться от неприятного ему человека, но его за руку схватил Себастьян, заставив остаться, замерев.

– Эксперимент. Я… Я рассказал им о нём, но не всё… Скрыл то, о чём знаем только ты и я. Они не знают больше, клянусь.

С закрытых губ мужчины сорвался тихий смех.

– Вот оно как. Ты всё-таки ещё боишься. Но не случившегося, не катастрофической безвозвратной гибели всей планеты, вместе с семи миллиардами человек; и не того ужаса, что своими руками породил Институт. Нет, не это больше всего тревожит тебя. Ты страшишься признать свою ответственность, свою вину за случившееся, как неотъемлемая часть произошедшего, я угадал?

Учёный некоторое время молчал, судорожно перекладывая ногу на ногу.

– Угадал. – широко ухмыльнулся самому себе Дисмас.

– Тут нет ничего весёлого. Мы убийцы, Себастьян! – внезапно вскрикнул доктор. – Ты разве этого не понимаешь? Весь наш мир, наша планета, дом для множества других невинных людей уничтожен. И мы – прямые виновники этого, преступники. Та диверсия не должна была зайти так далеко.

– Интересно. Тогда почему ты им ничего не рассказал? Не признал вину? Или Калеб. Почему ты не позволил ему «осудить» тебя и вынести вполне справедливое наказание. В конце концов, он ведь тоже в курсе случившегося. Тоже был там. Причин не любить учёных у него более чем хватает.

– Да, я признаю, что испугался, признаю, что от случившегося струсил. – честно ответил он, сознательно пропустив вопросы своего бывшего коллеги. – Но я помог им, рассказал ровно то, что директорам Института нужно было знать, чтобы оградить мир от этой угрозы. Вся цель этой экспедиции – нейтрализация опасности того, что сейчас называется Точкой Сингулярности.