Коко Шанель. Я сама — мода - Мишель Марли

даже о новой редакции «Весны священной». Мися вряд ли смогла бы понять, что связь со Стравинским скорее духовная, чем физическая, — даже несмотря на то, что рядом с ним ее тело по-настоящему оживало. Это было нечто совсем иное — такого она не испытывала еще ни к кому, даже к Бою. Однако страсть никак не уменьшала скорбь, Стравинский не мог соперничать с умершим.

Какое облегчение, что Мися снова рядом! Габриэль сейчас не хотелось ничем осложнять их возобновившуюся дружбу. Так приятно было прогуливаться с Мисей по выставочным залам отеля «Друо». Во Франции этот аукционный дом был могущественной монополией, а потому ценностей здесь хранилось, наверное, больше, чем во многих музеях. Антикварная мебель, картины, скульптуры, итальянские хрустальные люстры, восточные ковры — чего тут только не было, и среди прочего — старинные рукописи и драгоценности. Интересно, много ли русских эмигрантов смогло, убегая из страны, увезти с собой свои сокровища? Большая часть этих сокровищ определенно ушла с торгов именно здесь.

В одном из богатых залов с затемненными окнами, устланном мягким красным ковром, под матовым приглушенным светом были выставлены лоты для следующих больших торгов. Мися и Габриэль остановились у одной из витрин. За стеклом лежали те самые рукописи, ради которых они пришли. Несколько листков, исписанных убористым почерком, на удивление хорошо сохранившиеся чернила и четкие контуры букв. Однако расшифровать написанное было невозможно — отчетливыми остались только цифры.

— Это же невозможно прочитать, — разочарованно протянула Мися.

— Но наверняка найдется кто-то, кто занимается старыми рукописями, — возразила Габриэль.

— Ну да, найдется, но я имею в виду — мы не сможем это прочитать. А значит — никакого смакования подробностей за бокалом шампанского у тебя в гостиной, — Мися вздохнула. — Столько усилий! Тебе сначала придется найти специалиста, который в этом разбирается, а потом еще как-то убедиться, что он не врет. Прости, Коко, боюсь, мы зря сюда пришли.

Мися была права, как всегда. Глупо вкладывать деньги в то, чего не понимаешь, — это может дорого обойтись.

Но что-то в этих пожелтевших листках притягивало Габриэль. Дело не казалось ей таким уж безнадежным, как считала Мися. Она теперь многое знала о Медичи. Например, то, что Екатерина привезла с собой из Флоренции парфюмера, которого считают основателем парфюмерного дела во Франции. Некто Рене, он упоминается даже в романе Александра Дюма «Королева Марго». Габриэль совершенно забыла об этом, книгу Дюма она читала, по совету Боя, уже очень давно. Но теперь, после стольких вечеров, проведенных за изучением истории Медичи, она вспомнила об этом, а вдобавок узнала, что по приказу Марии Медичи в Грассе, на юге Франции появилась первая лаборатория, в которой алхимики занимались исключительно производством ароматов.

Габриэль прижалась лицом к стеклу витрины. Последовательность чисел и букв действительно напоминала формулу. Это могла быть формула того самого чудодейственного аромата, которым мечтала обладать Мария Медичи. Аромата, способного уберечь женскую красоту от старости. Если это так, то это будет сенсация!

— Я уверена, это формула.

— Возможно, — согласилась Мися. — Но не забывай, мы не знаем, о какой формуле идет речь. Может быть, это туалетная вода, а может, просто рецепт похлебки.

Такова была Мися — то восторженная до невозможности, то скептичная до ужаса. Габриэль улыбнулась. Как хорошо, что она уже давно привыкла к характеру подруги. Однако ее саму сомнения сейчас просто раздирали на части: с одной стороны, магическое действие рукописи, с другой — здравый смысл, который говорил, что Мися права.

Габриэль застыла, изучая артефакт за стеклом. Вдруг ее взгляд упал на карточку с номером, под которым эти рукописи были выставлены на аукцион.

— Мися, я не вижу, какая тут цифра? — взволнованно спросила она. — Тут так темно, у меня все плывет перед глазами. Какой номер на карточке?

Мися удивленно уставилась на подругу, но не стала никак комментировать этот внезапный приступ слепоты.

Покопавшись в сумочке, она вытащила оттуда лорнет в серебряной оправе и посмотрела на карточку.

— Номер пять. Это лот номер пять.

— Мое счастливое число! — Сердце Габриэль радостно забилось. Значит, это не ошибка — она и сама видела цифру на карточке, но хотела убедиться, что ей не почудилось. Один, два, три, четыре, пять… Мистика монастыря Обазин — единственное светлое воспоминание о жизни в сиротском приюте. — Я куплю эту рукопись. И пожалуйста, не говори, что это напрасно, даже если мне придется заплатить за нее огромную цену. Этот номер — знак судьбы!

— Боже мой, да ты, похоже, по уши влюбилась! — изумленно выдохнула Мися.

Габриэль не расслышала: она не сводила глаз с рукописи за стеклом, безуспешно пытаясь прочесть хоть слово.

— Ну причем тут Игорь Стравинский? — пробормотала она, погруженная в свои мысли.

— О-ля-ля!..

Возглас Миси вывел Габриэль из задумчивости, она посмотрела на подругу.

— Что случилось?

— О, как я понимаю, случилось уже очень много всего! — Мися натянуто улыбалась, но глаза ее сверкали. — Ты скрыла от меня свой роман?! Вот уж не ожидала от тебя такого, Коко!

— Нет никакого… — начала Габриэль, но осеклась и замолчала. В горле у нее пересохло. Только сейчас до нее дошло, что она совсем не так поняла безобидную фразу, сказанную Мисей, — и сама угодила в ловушку, которую ей никто не расставлял.

Габриэль нервно посмотрела по сторонам. Поток посетителей, рассматривающих экспонаты, тек мимо них, как воды Сены тихим осенним днем — неспешно, равномерно. Люди двигались между экспонатами, задерживаясь то у одной витрины, то у другой. У какой-то бронзовой статуи на небольшом постаменте собралось уже довольно много народа, но среди потенциальных соперников не чувствовалось ни волнения, ни любопытства друг к другу; только сотрудники охраны и служащие аукционного дома зорко смотрели по сторонам. Разговоры велись приглушенным тоном и сливались в один негромкий, мелодичный звук, напоминающий журчание воды на плато Лангр. Похоже, кроме Миси, светские сплетни тут никого не интересовали.

Понизив голос, Габриэль упрямо повторила:

— Нет у меня никакого романа.

То, что произошло с ней, пока она стояла у рояля и слушала музыку Стравинского, было похоже на смерть — как будто на мгновение ее не стало. Ощущение невесомости, которое наступает вслед за наивысшим наслаждением. Их тела вдруг стали одним целым, сплелись в объятии — и когда это произошло наяву, то было так естественно и так логично. Конечно, это было неправильно. В ту ночь Габриэль отправила его обратно к жене, но знала, что в следующий раз у нее уже не хватит на это сил и он останется до утра.

От воспоминания о тех страстных минутах по коже у нее побежали