Арден - Alexander

слегка расправлены, но не полностью, будто он готовился к полёту, но решил остаться на месте. Его лицо было спокойным, но в глазах читалась глубокая усталость, словно он только что выдержал битву, которую никто, кроме него, не мог видеть. Он был одет в простую, но элегантную одежду, которая подчёркивала его статус, но не кричала о нём. На его груди был знак — символ власти, который светился мягким золотистым светом.

Перед ним стояла молодая учёная, та, чьи мысли сейчас были полны вопросов и предчувствий. Её фигура была хрупкой, но в ней чувствовалась внутренняя сила. Её крылья, белоснежные и безупречные, слегка трепетали, словно разделяя её внутреннее волнение. Она стояла прямо, но её поза не была вызывающей — скорее, она выражала почтение и готовность слушать. Её глаза, глубокие и светящиеся, были прикованы к Михаилу, словно она пыталась прочесть его мысли.

— Присядьте, — произнёс он, его голос был мягким, но в нём чувствовалась властность. Он указал на кресло напротив себя, которое было менее внушительным, но всё же излучало ощущение важности. Оно было сделано из того же тёмного дерева, что и его собственное, но украшено более простыми узорами.

Она колебалась лишь мгновение, затем сделала шаг вперёд и опустилась в кресло. Её движения были плавными, почти торжественными, как будто она понимала, что каждый её жест здесь имеет значение. Когда она села, её крылья слегка приподнялись, а затем опустились, словно она пыталась найти комфорт в этом величественном пространстве. Она посмотрела на Михаила, и её взгляд был полон вопросов, которые она пока не решалась задать.

Михаил сидел в своём кресле, его фигура была неподвижной, но в глазах читалась глубокая тревога. Он не спешил начинать разговор, словно давал Люминарии время осознать масштаб того, что она увидела за пределами этого кабинета. Когда он наконец заговорил, его голос был тихим, но каждое слово звучало как удар колокола — резонирующий, неотвратимый.

— Мы стоим на пороге катастрофы, — начал он, и его слова повисли в воздухе, как дым от потухшего огня. — Ты видела их лица. Видела, как они уходили. Каждый из них понимает, что времени почти не осталось. Но решение… решение, которое мы приняли, требует жертв. Жертв, которые невозможно оправдать.

Он сделал паузу, словно подбирая слова, чтобы не ранить её больше, чем необходимо. Его глаза, светящиеся мягким золотистым светом, были полны боли.

— Мы не можем позволить себе роскошь выбора. Армагеддон уже запущен. Древние духи равновесия, Темные… они готовятся погрузить Землю в хаос. Промышленная эпоха человечества будет уничтожена, а миллиарды людей… — он замолчал, его голос чуть дрогнул, но он быстро взял себя в руки. — Миллионы людей исчезнут. Их души… их энергия… это наш единственный шанс.

Люминария сидела напротив него, её крылья слегка дрожали, словно отражая внутреннюю бурю. Её глаза, обычно такие спокойные и глубокие, теперь были полны тревоги и недоумения. Она знала, что Михаил говорит правду, но каждое его слово ранило её, словно острый клинок.

— Вы хотите использовать их… — её голос был едва слышен, но в нём чувствовалась боль. — Вы хотите использовать их смерть… их души… для терраформирования?

Михаил опустил голову, словно не мог выдержать её взгляда. Но затем он поднял глаза, и в них была решимость.

— Да, — сказал он просто. — Мы мясники. Мы собираем души живых людей, лишаем их короткой жизни и сжигаем их ради нашей выгоды. Но это вопрос времени. Возможно, недалёкого. Если мы не сделаем этого… кто-то другой сделает за нас. И тогда всё будет потеряно.

Её лицо побледнело, но она справлялась с собой. Её руки, лежащие на подлокотниках кресла, слегка дрожали, но она не позволила себе показать слабость. Она знала, что Михаил прав. Но это знание не делало его слова менее болезненными.

— Сколько у нас времени? — спросила она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

— Недели. Может быть, меньше, — ответил он. — Мы должны успеть терраформировать хотя бы один мир. Хотя бы один. Это наш единственный шанс.

Он посмотрел на неё, и в его глазах читалась надежда. Надежда, которую он возлагал на неё.

— Как быстро ты сможешь настроить систему массового улавливания душ на Земле? — спросил он, его голос был твёрдым, но в нём чувствовалась мольба.

Она задумалась, её глаза стали отстранёнными, словно она уже прокручивала в уме все необходимые расчёты. Её губы слегка дрогнули, когда она заговорила:

— Мне нужно две-три недели. Не меньше. Я должна настроить метки в районе Долины Порталов. Это… это сложно. Но я справлюсь.

Михаил кивнул, его лицо было серьёзным, но в глазах читалось облегчение.

— Приступай. Мы должны успеть. Мы обязаны успеть.

Её сердце сжалось, но она знала, что выбора нет. Она поднялась с кресла, её движения были медленными, но уверенными. Она знала, что этот разговор изменит её жизнь. Что она станет частью чего-то, что невозможно оправдать. Но она также знала, что другого пути нет.

— Я сделаю это, — сказала она, её голос был твёрдым, как камень. — Я сделаю это ради нашего мира.

Михаил смотрел на неё, и в его глазах читалась благодарность. Но также и боль. Боль за то, что он заставил её принять на себя такой груз.

Когда она вышла из кабинета, её крылья слегка трепетали, словно разделяя её внутреннее волнение. Она знала, что впереди её ждут недели напряжённой работы. И она знала, что цена этой работы будет невероятно высока. Но она также знала, что другого выбора у неё нет.

Глава 8. Охота.

Кайрос стоял на опушке леса, его плащ был неподвижен, словно ветер боялся коснуться его. Арден наблюдал за ним, чувствуя, как тишина вокруг становится почти осязаемой. За спиной Кайроса виднелось Убежище. Оно казалось живым, будто дышало вместе с лесом, который окружал его.

— Ты готов? — спросил Кайрос, не оборачиваясь. Его голос был ровным, но в нем слышались отголоски чего-то большего, чем простые слова.

Арден кивнул, хотя знал, что Кайрос этого не видит. Он не был уверен, что действительно готов, но ответить иначе значило бы признать свою слабость. А он уже достаточно долго тренировался, чтобы знать: слабость здесь никого не интересует.

— Готов, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно.

Кайрос повернулся к нему. Его глаза, холодные и пронзительные, словно могли видеть