Убийство Кирова. Смертельная тайна сталинской эпохи - Гровер Ферр

В деле Нахаева не «прибегали» ни к каким «внесудебным средствам». И заключительная точка: ни один из отчетов, которые цитирует Лено в качестве своих первоисточников, касающихся дела Нахаева, не упоминает «казни заложников».

Террор

Теперь у нас есть огромное количество доказательств-первоисточников о так называемом «терроре» (традиционным и более точным советским обозначением этого периода была «Ежовщина») и причинах, по которым он имел место. Вместо того чтобы сослаться на него, Лено приписывает это характеру Сталина:

Но чтобы вернуться к недавнему делу о терроре – Сталин заказал его. Он был мстительным и жадным к власти человеком и, возможно, садистом в клиническом смысле этого слова… В то же время его обращение к массовым процессам было поступком неудовлетворенной ярости или опускания рук… (Л 470).

Всегда склонный верить худшему… (Л 470).

Когда Сталин решил, что оппозиционеры были в какой-то степени виноваты, подробности индивидуальной вины или невиновности его не беспокоили (Л 471).

Все это ложь, ничто из этого не подтверждается фактами. Сталин не заказывал никакого «террора», кроме подавления мятежных и преступных банд, которые, как сообщали местные партийные руководители, орудовали и грабили их районы. Нам достаточно хорошо понятны реакции Сталина на многие из этих событий, потому что многие из документов того периода, которые были опубликованы, сопровождаются пометками Сталина на полях, которые тоже были опубликованы. Нет абсолютно никаких свидетельств «жажды власти», «мстительности» или «ярости». У нас множество доказательств того, что Сталин интересовался свидетельскими показаниями, подробностями расследований. Тем не менее именно это Лено предлагает в качестве исторического толкования этого сложного и трагического периода.

Глава 5

Лено и ошибка «petītiō principiī»

Логическая ошибка, известная как «подмена посылки желательным для себя выводом», хорошо известна ученым. Википедия определяет ее следующим образом:

Ошибку petītiō principiī (предвосхищения основания) совершают, «когда утверждение, которое требует доказательства, принимается без доказательства…»[14]

Как мы продемонстрируем, Лено допускает эту ошибку с поразительной частотой. Этот факт сам по себе требует объяснения. Мы предложим гипотезу, которая, возможно, объяснит это. Однако сначала мы установим истинность этого утверждения путем рассмотрения большого количества отрывков, в которых Лено допускает эту ошибку.

Лено заявляет, что Звездов был «арестован и расстрелян по сфабрикованному обвинению» (Л 187). Это безосновательное заявление. Сам этот вопрос – законность обвинений против подсудимых на декабрьском процессе об убийстве Кирова в 1934 г. – тема книги Лено. Здесь, в начале этой книги, толщиной более 800 с лишним страниц, Лено допускает без доказательств то, что он, предположительно, пытается обнаружить. Как мы увидим, истинное состояние дел противоречит тому, что говорит здесь Лено. В 1934 г. существовало и существует сегодня огромное количество доказательств, свидетельствующих о вине Звездова и других обвиняемых, осужденных и казненных за заговор с целью убийства Кирова. Нет абсолютно никаких доказательств, что обвинения против Звездова или против кого-либо из остальных подсудимых, были «сфабрикованы».

На с. 313 Лено спрашивает: «Почему сознались Звездов и остальные предполагаемые члены “ленинградского центра”»? Затем он предполагает, что они были невиновны, и поэтому их, наверное, ввели в заблуждение «обещаниями помилования», угрожали пытками и т. п. Однако работа историков заключается не в том, чтобы делать предположения, а в том, чтобы делать выводы на основе доказательств. У Лено нет доказательств того, что хотя бы один из обвиняемых был невиновен. Более того, Лено сам информирует нас, что Звездов был одним из тех, кто признался на суде в том, что участвовал в убийстве (Л 360). То есть существует доказательство того, что обвинения против Звездова не были сфабрикованы. Лено не показывает, что это доказательство фальшивое или его перевешивает какое-то другое доказательство.

Когда историк желает, чтобы его читатели «допустили» достоверность его гипотезы, можно простить читателя, если тот подозревает, что это должно быть именно так только потому, что данный историк знает, что у него нет доказательств в подтверждение своей гипотезы. Такая тактика может быть понятна со стороны адвоката на уголовном процессе, который знает, что у его клиента очень неубедительные доводы – даже если бы они вызвали возражения со стороны прокурора. В конце концов, адвокаты не преследуют объективную истину. Но тактика, такая как «подмена посылки желательным для себя выводом», «предположением, которое должно быть доказано», совершенно неуместна в исторических исследованиях.

Лено заявляет, что Сталин «к 9 декабря выбрал объекты для дела о заговоре… основными целями были Зиновьев и Каменев» (Л 304). Это ключевой пункт в исследовании Лено, которому мы посвящаем специальный раздел далее в данном обзоре. По сути Лено не приводит никаких доказательств ни о каком решении, ни об этом, ни фактически о каком-либо другом, которое принял Сталин к 9 декабря.

Лено допускает, что признание Николаева от 13 декабря, должно быть, фальшивое, называя его «особенно невероятным с учетом русской традиции революционного терроризма». Но к чему это предположение, что убийцы всегда следовали традиции? Разумеется, это вовсе не аргумент. Еще меньше это похоже на доказательство того, что признание было ложным (Л 317). Лено замечает, что первые признания Николаева были в том, что он действовал один. Однако у него нет никаких доказательств в подтверждение своего предположения, что лишь его первые признания были правдивыми. Поэтому он просто предполагает это.

Можно было бы заподозрить, что Лено хочет, чтобы признание Николаева было фальшивым, потому что если оно истинно, то это опровергает весь тезис Лено. Задача историка в том, чтобы проверить свою гипотезу с помощью имеющихся свидетельств. Когда свидетельства не подтверждают гипотезу историка, тот попросту отбрасывает эту гипотезу – а не свидетельства. Лено отбрасывает второе.

Лено делает следующие заявление:

Агранов продолжал обрабатывать Николаева. 15 и 16 декабря они оба сложили версию о развитии заговора, которая основывалась на фальсификации бесед, которые происходили во время реальных встреч Николаева с Шатским и Соколовым и на придуманных встречах с Котолыновым (Л 321).

Так как Лено не приводит никаких фактов «фальсификации» или «придумывания», справедливо предположить, что ему не известен ни один из таковых. Очевидно, он допускает эту «фальсификацию» ради своего предопределенного вывода, во «спасение» его перед лицом фактов, которые опровергают его. Кажется, Лено проясняет это, говоря затем:

«Потом у Николаева был ряд почти наверняка вымышленных встреч с Котолыновым…» (Л 321).

Каковы доказательства и аргументы Лено в пользу того, что эти встречи были «почти наверняка вымышленными»? У него их нет. Это Лено, а не Агранов и Николаев, «фабрикует» истории. Кроме того, даже «почти наверняка вымышленные» оставляет лазейку для той возможности, что встречи на самом деле все-таки состоялись.