Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов

А Николай Герасимович Кузнецов посмел аккуратно, но четко возразить Сталину и высказал ряд критических замечаний по поводу этого морально устаревшего и дорогостоящего проекта. При этом главком спокойно и взвешенно обнародовал свою точку зрения – будущее за авианосцами и кораблями, оснащенными ракетным оружием.

Сталин, по обыкновению куривший трубку и меривший шагами зал за спинками стульев, подошел к нему, положил руку на адмиральский погон и вполне шутливо заметил: «Почему, Кузнецов, вы все время ругаетесь со мной? Ведь “органы” уже давно просят у меня разрешения вами заняться…»

Кузнецов действительно спорил со Сталиным далеко не в первый раз. Сразу же после окончания войны он решительно возражал против еще одной идеи вождя – разделить Балтийский флот на два самостоятельных – 4-й и 8-й. С оперативной точки зрения это ничего не давало, но зато с политической позволяло «догнать» Америку по числу флотов. И на очередном совещании главком высказал свои контраргументы. А после ответного резкого разноса не сдержался и в сердцах произнес:

– Если я не пригоден, то прошу меня снять…

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Вместо лиц за столом видны были лишь бритые затылки и бородка Булганина. Шагавший за спинками кресел Сталин остановился, бросил пристальный, холодный взгляд на адмирала и медленно, чеканя каждое слово, ответил:

– И снимем… Не волнуйтесь. Когда надо будет… тогда и снимем!

После совещания Сталин попросил Микояна по-дружески переговорить с первым заместителем командующего ВМФ адмиралом Исаковым, настоящая фамилия которого была Исаакян. Тот быстро и благоразумно поддержал разделение флотов. Ведь его-то, после ранения потерявшего ногу, отправить в отставку – раз плюнуть! Провели соответствующую работу и с другими адмиралами.

И вот в марте это самое «когда надо» для Кузнецова наступило. Его отправили в Ленинград начальником Управления военно-морских учебных заведений.

Появлению на его месте именно адмирала Юмашева поспособствовал Берия. Ведь Иван Степанович Юмашев кроме того, что ранее командовал и Черноморским, и Тихоокеанским флотами, был единственным адмиралом, которому повезло родиться в Тифлисе.

Военно-морской флот, как и авиация, был любимым детищем Верховного. На одно из недавних расширенных заседаний политбюро вновь пригласили командующих флотами, снова обсуждался вопрос о путях развития Военно-морских сил. Как обычно, Сталин предложил сначала высказаться всем присутствующим, оставляя за собой последнее слово. Кузнецова средь них уже не было. Но теперь с точкой зрения большинства не совпало мнение Ворошилова. Завершая прения, Сталин отверг предложения маршала и при этом в излюбленной своей манере медленно и отчетливо добавил:

– Не понимаю, для чего хочется товарищу Ворошилову ослабить Советский Военно-морской флот.

После заседания все участники пошли по приглашению Сталина смотреть фильм «Огни большого города». В кинозале были накрыты столики с закуской. И никто уже не разделил компанию с Климентом Ефремовичем. Когда после окончания фильма зажегся свет, Сталин обернулся, увидел одиноко сидящего Ворошилова, встал и, подойдя, положил ему руку на плечо. «Лаврентий, – обратился Хозяин к Берии. – Надо нам лучше заботиться о Ворошилове. У нас мало таких старых большевиков, как Клим Ворошилов. Ему нужно создать хорошие условия».

Поскребышев не удивился, когда на звонок из Ливадийского дворца Октябрьский ответил мгновенно. Уже знал о прибытии и, конечно же, ждал. Ну а голос Поскребышева те, кому это надо, различали уж точно не хуже, чем голос самого Иосифа Виссарионовича.

Адмирал сразу же поздравил его с прибытием и доложил, что недавно самолетом прибыл главком Юмашев и сейчас находится у него в кабинете. Поскребышев предупредил, что товарищ Сталин хочет говорить с Октябрьским лично.

Когда Поскребышев зашел доложить, что командующий Черноморским флотом на проводе, он еще застал улыбку Сталина, сопровождавшую окончание его беседы с дочерью. Эта улыбка была очень похожа на ту, с которой он позавчера спросил у курского секретаря имя его дочери.

– Ну, здравствуй, хозяин, – мягким добродушным голосом начал Иосиф Виссарионович разговор с адмиралом. – Как дела? Когда сможете прибыть за мной в Ялту?.. Ясно. А на чем вы думаете доставить меня в Сочи? На крейсере «Молотов»? Хорошо, хорошо. И сколько всего будет кораблей? Два… Это хорошо. А с какой скоростью думаете идти? Двадцать четыре – двадцать шесть узлов… Я прошу вас: приходите к четырем ноль-ноль… Да, да. Не торопитесь с ходом. Я ведь никуда не спешу, я в отпуске. Пойдем потише. Все. До встречи!

– Вот теперь можно и перекусить, – положив трубку, сказал Хозяин, потирая руки. – Я предложил накрыть стол на открытом воздухе, на балконе. И полезнее, и приятнее. Пригласите на ужин товарища Косыгина с супругой, Абакумова и Соловьева. Ну и вы с Власиком, конечно.

Вечер был поистине крымским – теплым и расслабляюще безветренным. А регулярный парк с балкона выглядел, будто с Мавзолея выстроенные для парада полки в зеленых мундирах с разноцветными погонами цветов и шевронами бутонов.

Поскребышеву вспомнилось, как здесь же обедали со Сталиным Черчилль и Рузвельт. И Хозяин вдруг один из тостов провозгласил за переводчиков, сказав, что сегодня, как и раньше, три руководителя встретились друг с другом. Они говорят, едят, пьют, а тем временем три переводчика должны трудиться, причем труд их – нелегкий. Им доверили передавать мысли руководителей, и некогда им ни поесть, ни выпить вина.

Затем он обошел стол, поочередно чокаясь с Артуром Бирсом, переводчиком Черчилля, Чарльзом Боленом, переводчиком Рузвельта, и с Владимиром Павловым, который, кстати, уже час спустя получил от Черчилля орден «За Бога и империю».

Атмосфера была теплая, даже дружелюбная. Не то что в Тегеране, когда Сталин, услышав, что союзники не готовы назвать точное время открытия второго фронта, медленно встал с кресла, повернулся и пошел к выходу. И, не оборачиваясь, громко произнес: «Нам нечего тут делать, у нас война». Этот памятный урок сталинской дипломатии, казалось, был усвоен надолго. Но вот Рузвельта уже нет, а Черчилль, тот всегда был себе на уме.

Сегодня компания собралась куда приятнее, и время, сопровождаемое непринужденными, легкими разговорами, вкусной и обильной едой, бесконечным треском цикад и приглушенными криками чаек, шло быстро.

Супруга Косыгина восхищалась чудесным воздухом, который, как она выразилась, сопровождает и делает удивительно целительным каждый глоток здешнего вина. По ее румянцу и глазам это было уже заметно.

– Подождите! Подождите, дорогая Клавдия Андреевна, – говорил ей Сталин. – Вот будете у меня в «Зеленой роще» в Сочи и тогда почувствуете настоящий целебный воздух. Я там посадил еще лимоны и апельсины. Не спорю, здесь в Крыму тоже хорошо, но нет эвкалиптов!

– Будут, товарищ Сталин. Будут! – уверенным тоном, но несколько неповоротливым уже языком заверял его Власик.

Было заметно, что супруга Косыгина понравилась Сталину. Она охотно,