Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов

– Нам бы в руководстве страной такой взаимозаменяемости и взаимопомощи добиться… Чтобы что-то от Кагановича помогло бы Молотову. Да, Алексей Николаевич? – с улыбкой повернулся Сталин к Косыгину.

Но вслед за тем посерьезнел:

– Да… Крайности, крайности у нас во всем. Не умеют пока люди работать нормально. То все цеплялись за старые корабли, новые совсем не строили, а теперь ухватились за все новое и только новое, а старые корабли не хотят ремонтировать. Привыкли просто – сначала обязательно ломать, а потом только строить. Неправильно это, придется кое-кого подправить. А может, даже и переправить… на другой участок. Видимо, надо на пару лет программу новых подсократить, чтобы дать хороший ремонт старым кораблям. Товарищ Косыгин, я попрошу вас взять вопрос ремонта и материально-технического снабжения флота под свой личный контроль.

Обсуждали также вопрос по подводным лодкам, по подплаву. Но тут мнения разошлись.

– Есть же командующий эскадрой, есть командующий ВВС, нужно создать и командующего подплавом, – горячо и аргументированно говорил Октябрьский.

Юмашев возражал, говоря, что подводники, в отличие от летчиков, такие же моряки и лодки-то большую часть похода идут в надводном состоянии.

Но Сталин, поразмышляв, привел ему пример из армейской практики: артиллерия, бронетанковые части. Однако потом с улыбкой прибавил: мол, один из наших лучших конструкторов считает, что танк – это всего-то повозка для пушки. Остановились на том, что надо внимательно и подробно рассмотреть этот вопрос в Главштабе флота.

Когда до Сочи оставался всего час, Сталина попросили сфотографироваться со свободным от вахты личным составом. Под громовые крики «Да здравствует товарищ Сталин! Сталину ура!» вождь обошел корабль и созывал матросов для фотографирования даже несколько раз.

На сочинском рейде из-за ветра и волны решили на якорь не вставать, а удерживаться двигателями, чтобы увереннее с подветренной стороны мог пришвартоваться присланный катер.

Сталин, наулыбавшись в фотокамеры, пожав десятки рук, довольный, что все хорошо закончилось, уже собрался спускаться по трапу. Но увидел, как в порту очень медленно разгружается какое-то судно. Остановился, понаблюдал, спросил, что это за корабль. Ему доложили:

– Теплоход «Ворошилов», товарищ Сталин!

– Неуклюжий какой-то у нас «Ворошилов», – резюмировал вождь и ступил на трап. В это время подбежал адмирал Октябрьский со словами:

– Есть предположение, что вас прибыл встречать Вячеслав Михайлович Молотов.

И действительно еще один катер, поменьше, в это время подходил к правому трапу. Но подняться Молотову не пришлось. Товарищ Сталин не захотел возвращаться и, как только они оказались вместе на одном катере, с сожалением заметил:

– Очень жаль, Вячеслав Михайлович, что вам не пришлось побывать на борту крейсера, носящего ваше имя.

А.И. Микоян, Г.М. Маленков, Н.М. Шверник, А.А. Андреев и Н.А. Вознесенский на трибуне Центрального аэроклуба имени Чкалова во время авиационного парада на Тушинском аэродроме. 3 августа 1947. [РГАКФД]

Глава седьмая

Последние недели Алексею Александровичу Кузнецову живо напомнили те его молодые годы, когда в Ленинграде после убийства Кирова едва ли не круглосуточно, без промедления и устали надо было бороться против массы окопавшихся везде врагов – выявлять троцкистов, зиновьевцев, шпионов и вредителей, выступать на судах, клеймить их на собраниях. Он до сих пор искренне уверен, что в блокаду город выстоял именно потому, что партийной организации, с деятельной помощью органов НКВД, того же несгибаемого Кубаткина, удалось решительно побороть всю эту контрреволюционную сволочь, заблаговременно очистить город от потенциальных предателей и паникеров.

И вот теперь ему на стол ложатся все новые и новые документы, справки, отчеты и просто письма сознательных советских граждан о преступной халатности, а то и умышленном разглашении государственных тайн, контактах с вражескими разведками, передаче или утрате секретных материалов, фактах пресмыкательства перед заграницей, о недопустимости которого предупреждал товарищ Сталин.

Жданов в недавнем разговоре сравнил это с расчисткой Авгиевых конюшен. Расслабились, мол, после победы, перестали следить за чистотой в стойлах. А кто-то должен. Пусть так, пусть Кузнецов и станет этим древнегреческим героем. Но он будет не один. Греческий миф станет у нас былью. Другого не дано. Иначе мы сами вскоре можем стать просто мифом.

Ну как, как спокойно читать о том, что с попустительства бывшего начальника Гидрометеорологической службы Федорова там сотни раз бывали представители военных миссий Америки и Англии? Дело дошло до того, что была организована даже специальная комната, где эти разведчики распоряжались как у себя дома и изучали все материалы с грифом «совершенно секретно» и «для служебного пользования». Безалаберность? Или что похуже?

А тут вот как всегда супербдительный, своими усиками и носом напоминавший Кузнецову самодовольную крысу, свободно гуляющую по чужой кухне, Лев Мехлис сообщает, что Министерством госконтроля установлен факт антигосударственных действий со стороны ряда руководящих работников и ученых Главсевморпути, в огромном количестве передавших американцам научные работы, тоже составляющие гостайну.

Жданов рассказывал ему, что Сталин при организации сравнивал Главсевморпуть с Ост-Индской компанией. Но подчеркивал, что у нас построена она не на крови, не на костях местного населения, а на базе поднятия их культуры. Пошутил еще, что в Ост-Индской компании были свои войска для подавления восстаний, а у нас все должно решаться мирным путем, поэтому «пушек Шмидту не давать!»

Но Отто Юльевич Шмидт давно уже не возглавляет управление, а заведует кафедрой Московского университета. И его преемник, любимец Сталина Папанин, год как на пенсии. Так что ничто не мешает и там наладить должный порядок, избрать в коллективе «суд чести», как почти уже в полусотне министерств и ведомств.

И о подготовке съезда ни на один день нельзя забывать, надо контролировать проведение областных конференций. Выборы не проводились уже давно. Подготовленная по его заданию справка свидетельствовала, что в составе обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик осталось меньше сорока процентов избранных на партийных конференциях, а остальные кооптированные. А, к примеру, в Новосибирском обкоме лишь пятнадцать с половиной, в Пензенском меньше семнадцати процентов. Это не дело! О каком доверии и авторитете партийных органов может идти речь?

А сколько коммунистов, принятых в военные годы по облегченным правилам, вернувшись после демобилизации, не встали на партийный учет, не платят членских взносов, не посещают собраний? Тысячи! А партийные ряды меж тем размываются новой приемной гонкой. Каждый секретарь хочет иметь под крылом как можно больше партийцев. Ну вот почему больше всего членов партии стало теперь не в Москве и Ленинграде, а на Украине? И притом в