Читая Булгакова - Илья Бровтман

И встреча будет милым как награда,

Любовь сметет все козни и преграды.

Размышление Мастера

Ты хочешь славы, а в ответ позор.

Почудилась брошюра или книжка.

И, вроде написал не полный вздор.

Редактор обругает как мальчишку,

А критики подпишут приговор.

И вот спешит суровая расплата —

Холодная больничная палата.

Вокруг меня с утра и до утра,

Безумные медсестры, доктора.

Ведь окруженье их свело с ума,

И, кажется, что жизнь завершена.

А кто меня до этого довел?

Не размышленье, не повествованье.

По чьей вине я сел писать за стол?

Действительно достоин порицанья,

Тот, кто перо мое и руку вёл.

А вёл его, секрет я не открою —

Апломб и любование собою.

Уже к медалям привыкала грудь,

А критиков винить неверный путь.

Они итак достойны состраданья —

Бездарные никчемные создания.

Им по плечу лишь очернять других.

Не быть им никогда под небесами.

Так просто опорочить чей-то стих.

Имели бы талант — писали б сами.

Слова и время тратить жаль на них.

А Мастеру раскиснуть не пристало,

Залазить от проблем под одеяло.

Пером как шпагой я пойду на бой.

Нельзя мне отступать перед судьбой.

Сумею я подняться над собою.

Писатель должен брать пример с героя.

Размышления Коровьева

Я наконец-то нахожусь в стране,

Где все равны: рабочий и учёный.

Здесь пеший равен тем, кто на коне.

Не слышны угнетаемого стоны.

Такое можно видеть лишь во сне.

Студенты не ютятся в мезонинах.

Буфеты провонялись осетриной.

У лошадей в достатке есть овёс.

На корабле главенствует матрос.

И говорит «товарищ» капитану.

А лучшие поэты — хулиганы.

Есть правда категория людей,

Которые в особенном почёте.

Правительство заботиться о ней.

Никто не привлекает их к работе.

Я говорю про маленьких детей.

Сиротские дома и те хороши.

Здесь нету обездоленных Гаврошей.

О счастье их с трибуны говорят.

Для них на море строят лагеря.

Печатаются красочные книжки.

С газетами не бегают мальчишки.

Зачем их этим делом нагружать?

Ведь для газет поставлены киоски.

Их можно и бесплатно почитать.

Для этого на улице есть доски.

Здесь равенство царит и благодать.

Никто не остаётся без опеки,

А правда стоит только три копейки.

Цена ей, правда, меньше, чем алтын.

А хочешь правду — загляни в торгсин.

Там можно и обуться и одеться,

И думать о своём счастливом детстве.

Тут всё, что может подарить земля:

Икра, копченость, ананас зелёный,

Колбасы, апельсины, трюфеля

За марки, франки, доллары и кроны.

Здесь нету места только для рубля.

Сумели коммунизм построить ныне,

В одном отдельно взятом магазине.

Сбылась людей заветная мечта,

Повсюду благодать и чистота.

А в прочих магазинах крик и давки,

Грязь, вонь и голые прилавки.

Не только за валюту пища есть.

Имеется буфет для бюрократа,

Но нужен властный дядя или тесть.

А если ты, к примеру, литератор,

Имеешь право дёшево поесть.

При этом очень вкусные обеды,

Предложат в ресторане «Грибоедов».

Где скатерть, и салфетки, и цветы.

Тебя за стол усадят, если ты

Почтенный критик, или же издатель.

Но нужно доказать, что ты — писатель.

А кто писатель? Непростой вопрос.

Его решить не может парабеллум,

Твои заслуги и огромный рост.

Литература непростое дело,

И тут не доказательство твой нос.

Ты можешь написать о мёртвых душах.

Никто об этом и не будет слушать.

Ты должен заявить про свой талант,

И мало просто написать роман,

Или рассказ об Аннушке на шее.

Писатель — кто регалии имеет.

Без документа ты не должен жить,

Но если у тебя в кармане «ксива»,

Имеешь право, сытно есть и пить.

Не жаться возле входа сиротливо,

И в «Грибоедов» Гоголем входить.

Хоть люди все до равенства охочи,

Те, кто с мандатом, те ровнее прочих.

Признает государство твой талант,

И сразу расторопный официант,

Доставит чай, и даже что-то к чаю.

Ты соль земли в стране, где все читают.

Размышления Азазелло

Закончен бал, погашен свет огней.

Сверкая, словно новая монета,

На перекрёстке света и теней,

Сияет крыша в дымке предрассветной.

Я и Мессир находимся на ней.

Раскинулась Москва как на ладони.

В изношенном потёртом капюшоне,

Стоит старик угрюмый и седой,

Мотая кучерявой бородой.

Бормочет старец про добро и благо.

Всё стерпят наши уши и бумага.

Людей ведёт не благо, а порок.

Кому такая истина не ясна,

Суровый назидательный урок,

Судьба им преподносит ежечасно.

Но им образование не впрок.

Неужто вправду Бог  себе подобно,

Создал людей никчемных и греховных?

Он обвинил в паденье Сатану,

И должен осознать свою вину.

Свои промашки отрицать не гоже.

Ведь Демона Господь придумал тоже.

Непобедимость Бога не видна,

Пока грешит без наказанья кто-то.

Стократ Творца честнее Сатана.

Всевышний ходит в маске доброхота,

А Князю тьмы личина не нужна.

Его проделки наперёд известны.

Хотя за всё в ответе Царь Небесный.

Творил Он всё, а значит Зло, создал,

И Дьяволу позволил править бал.

Он людям посылает искушенья,

Чтоб после обвинять в грехопаденье.

А человек, как ни печально, слаб,

Труслив и лжив, и меркантилен тоже.

Не вырваться ему из цепких лап

Нечистой силы. Жалок и ничтожен,

Своих пороков и желаний раб.

Хотя на лесть и блуд людишки падки,

Присутствуют достоинства остатки.

Есть в человеке наряду со злом,

Какое-то душевное тепло.

Хотя своя сорочка ближе к телу,

Но человека можно переделать.

Не зря Миссию посылал Отец.

Толпа его учению внимала.

Но как всегда печален был конец.

А я смотрю на этого фискала,

И думаю: — какой же он глупец.

Те семена, что божий Сын посеял,

Легли на камни Левия Матвея.

Отбросив подать, бедный пилигрим,

Ходил с клочком пергамента за ним.

Всё повторял с усердьем попугая,

Учение Его, не понимая.

Не помня наставленья Иешуа,

Он на Мессира смотрит исподлобья.

Горя, как два бушующих костра,

Глаза Матвея источают злобу,

Забыв, что он на стороне добра.

Га-Ноцри только светлый образ видел,

Ни на кого, не затаив обиды.

Он всех прощал, считая, что Пилат,

В страданиях Его не виноват.

И будучи распятым, над горою,

Улыбкой встретил Марка Крысобоя.

Ходил бы собирать как прежде дань,