Василий Чуйков - Николай Александрович Карташов

Большинство людей от мала до велика не понимало, что происходит, почему так широко распространились среди нашего народа аресты. И не только члены партии, но и беспартийные люди с недоумением и внутренним страхом смотрели на все выше поднимающуюся волну арестов, и, конечно, никто не мог открыто высказать свое недоумение, свое неверие в то, что арестовывают действительных врагов народа и что арестованные действительно занимались какой-либо антисоветской деятельностью или состояли в контрреволюционной организации. Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью в тюрьму по какому-нибудь клеветническому доносу.

По существующему закону и по здравому смыслу органы должны были бы вначале разобраться в виновности того или иного лица, на которого поступила анонимка, сфабрикованная ложь или клеветническое показание арестованного, вырванное под тяжестью телесных пыток, применяемых следственным аппаратом по особо важным делам органов государственной безопасности. Но в то тяжкое время существовал другой порядок – вначале арест, а потом разбирательство дела. И я не знаю случая, чтобы невиновных людей тут же отпускали обратно домой. Нет, их держали долгие годы в тюрьмах, зачастую без дальнейшего ведения дел, как говорится, без суда и следствия.

По подсчетам известного историка генерал-лейтенанта А.И. Тодорского, из пяти маршалов были расстреляны трое, из пяти командармов 1-го ранга – трое, из десяти командармов 2-го ранга – все, из 57 комкоров – 50, из 186 комдивов – 154, из 16 армейских комиссаров 1-го и 2-го рангов – все, из 28 корпусных комиссаров – 25, из 64 дивизионных комиссаров – 58, из 456 полковников – 401.

Белорусский Особый военный округ впоследствии окрестили «Голгофой Красной армии». Здесь арестовали и отдали под суд всех без исключения командиров корпусов. После них, словно по эстафете, репрессии перешли в дивизионное и полковое звено. Один за другим покидали его командиры, чьи служебные пути когда-либо пересекались с «предателями дела революции», «иностранными шпионами», «подлыми заговорщиками»…

В многочисленных историко-документальных изданиях достаточно подробно описан этот страшный для страны период и, в частности, для ее армии и флота. Важно то, что на самом высоком государственном уровне дана оценка политике тогдашнего руководства страны во главе с И.В. Сталиным, в результате которой был нанесен невосполнимый ущерб Вооруженным силам, обороноспособности государства. Всего в Красной армии в 1937–1938 годах было репрессировано 36 761 человек[16].

За этими цифрами стояли конкретные люди, многих из которых Чуйков, как уже сказано, хорошо знал. Из воспоминаний помощника Чуйкова генерал-майора Л.И. Корзуна известно, что Чуйков был убежден в невинности Блюхера, Уборевича, Г.Д. Гая, Берзина и тяжело переживал их трагическую судьбу. Блюхера, Азина, Гая он считал лучшими начдивами Гражданской войны. Об Уборевиче Чуйков говорил, что «такого мастера организации боевой и оперативной подготовки, особенно военных игр на картах, учений и маневров, как он, в нашей армии не было ни до Великой Отечественной войны, ни после нее».

Особенно уважительно Чуйков отзывался о Яне Карловиче Берзине, талантливом руководителе военной разведки. Расправа над ним болью отозвалась в его сердце. В 60-е годы еще была жива секретарь Берзина. Чуйков бережно и даже нежно относился к этой женщине, они часто общались. Маршал помогал ей в решении бытовых проблем.

Не обошли стороной репрессии преподавателей Военной академии им. М.В. Фрунзе, в которой он еще недавно овладевал военной наукой и навыками разведывательной работы. В 1937–1938 годах были арестованы и оклеветаны видные военные ученые, создатели фундаментальных трудов А.И. Верховский, А.А. Свечин, И.И. Вацетис, Н.Е. Какурин… Горькая участь постигла и однокурсников Чуйкова, в том числе военных разведчиков и дипломатов В.М. Воронкова, П.А. Панова, Н.С. Строчука, И.Д. Филатова, Э.К. Эсбаха…

Террор, как считают некоторые историки, был главным орудием Сталина, а НКВД – исполнителем этого страшного террора. Чуйков, по воспоминаниям уже упомянутого генерал-майора Корзуна, крайне негативно относился к тому, что произошло в 1937–1938 годах. Уничтожение кадрового потенциала вооруженных сил отрицательно сказалось на подготовке к отражению фашистской агрессии, а затем на начальном этапе Великой Отечественной войны. Чуйков считал Сталина главным виновником страшных военных катастроф лета 1941-го и лета 1942 года. В то же время Василий Иванович весьма высоко оценивал роль и заслуги Сталина, который, по его мнению, полностью соответствовал должности Верховного главнокомандующего в достижении победы над фашистской Германией. Но об этом еще пойдет речь в нашем повествовании.

В роковые 30-е годы Чуйков тоже мог попасть в жаркий котел репрессий. В Белорусском военном округе в тот период дислоцировалось от 12 до 15 танковых и механизированных бригад. К 1939 году из всех комбригов уцелели только двое – Чуйков и С.М. Кривошеев, будущий генерал-лейтенант танковых войск, Герой Советского Союза. По утрам, приезжая на службу в свои бригады, они созванивались друг с другом и, узнав, что целы, говорили: «Ну, тогда еще повоюем».

Сейчас, через версты времени, весьма сложно ответить на вопрос, почему же Чуйков не попал в этот жаркий котел репрессий? Хотя по многим косвенным и не косвенным признакам он вполне мог в нем оказаться. Как известно, в холодные камеры и подвалы НКВД люди часто попадали только за то, что встречались с тем или иным человеком, объявленным врагом народа. Таких встреч, не говоря уже о годах совместной учебы или службы со многими «шпионами», «презренными слугами фашизма» и изменниками Родины, у Чуйкова, как уже сказано выше, было с избытком.

По свидетельству самого Чуйкова, ему просто тогда повезло. Как повезло в лихую годину Гражданской войны. Ведь сколько раз, о чем читатель знает из предыдущих глав, его жизнь висела на волоске! Кроме того, за время Гражданской войны он четыре раза был ранен: в руку в районе Елабуги (д. Мурзиха) в мае 1919 года; в ногу в районе завода Уфалей (д. Муслимово) в июле 1919 года; в ногу в районе Лепеля в мае 1920 года; в плечо в районе Острова в сентябре 1920 года, а также дважды контужен: в районе Челябинска (д. Карауловка) в июле 1919 года; в районе д. Кромовичи в июне 1920 года. Но ни красновская шашка, ни каппелевский штык, ни польская пуля не смогли его отправить на тот свет. И во время репрессий к нему, словно приставили личного ангела-хранителя. Так в армии остался талантливый военачальник, сыгравший не единожды главные роли в сражениях Великой Отечественной войны. Поэтому неслучайно многие не выбитые из боевого строя командиры и комиссары регулярно получали новые назначения и быстро двигались по ступеням служебной лестницы. Чуйков не являлся исключением.

В апреле 1938 года он, перешагнув через ступень командира дивизии, был сразу назначен командиром 5-го стрелкового корпуса. На этой должности Чуйков сменил комдива Ф.А. Ершакова, его перевели заместителем командующего Харьковским военным округом.

Корпус, который принял Чуйков, являлся высшим тактическим соединением, способным самостоятельно решать конкретные стратегические задачи. В состав корпуса, штаб которого находился в Бобруйске, на тот момент входили 13-я, 86-я, 113-я стрелковые дивизии и другие части. Каждая дивизия состояла из танковых, артиллерийских, мотострелковых полков и различных подразделений.

Управление такой махиной в любой обстановке требует от командира и умения, и знаний, и огромной воли. Но трудности Чуйкова никогда не пугали. Как и на предыдущей должности, он, не теряя времени, приступил к исполнению новых, еще более ответственных обязанностей. 23 июля 1938-го приказом наркома обороны СССР за № 01235 ему было присвоено воинское звание комдив, что соответствовало генеральскому званию.

Однако уже летом в его служебной карьере вновь произошли перемены. 26 августа 1938 года на основании приказа № 0151 наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова Белорусский округ получил новое название, он стал Белорусским Особым военным округом. Во исполнение этого приказа в составе округа были сформированы две армейские группы – Витебская на базе управления 4-го стрелкового корпуса и Бобруйская на базе управления 5-го стрелкового корпуса. Бобруйскую армейскую группу возглавил Чуйков.

По своей штатной структуре это была, по сути, армия. В состав объединения были включены все части, учреждения и заведения, расположенные на территории Гомельской, Могилевской и Полесской областей, а также гарнизоны в Пуховичах и Слуцке Минской области. Уже к 1 сентября было завершено формирование управления армейской группы.

Рабочий день Чуйкова в те предвоенные годы длился по 12–15 часов, практически без выходных. Неделями, месяцами он не вылезал из поездок по ближним и дальним гарнизонам. Главной задачей таких поездок