Выгодная сделка - Вадим Носоленко

— Я не могу назвать конкретный момент, — задумчиво ответил он. — Это было скорее накопление опыта, маленьких наблюдений и впечатлений. Помню, как однажды наблюдал за детьми в парке — они строили замок из песка, зная, что через несколько часов прилив смоет их работу. И все равно вкладывали в нее все свое старание, всю свою радость. Это… тронуло меня.

Он вспомнил и другие моменты: концерт классической музыки под открытым небом, где тысячи людей сидели в благоговейной тишине, слушая мелодии, созданные столетия назад; старика, который каждое утро кормил голубей в парке, хотя знал, что вскоре умрет и никогда не увидит, как вырастут их птенцы; молодую женщину, рисующую граффити на стене заброшенного здания — яркий, полный жизни рисунок, который, возможно, никто никогда не увидит.

— Моя цивилизация была очень древней, — продолжил Кларк. — За тысячелетия технологического прогресса мы многое приобрели, но и многое потеряли. Мы жили слишком долго, планировали слишком далеко вперед. Мы утратили способность находить красоту в мимолетном, ценность в несовершенном, радость в простом. А вы, люди… вы всё еще помните об этом.

Кларк не сказал Мери, что после катастрофы на Альтаире-4 демографические прогнозы были неутешительными. Даже если бы уцелевшие нашли новую планету для колонизации, их вид был обречен на вымирание из-за генетического однообразия и крайне низкой рождаемости. Еще одна цена их «совершенства» — они практически утратили биологическое стремление к продолжению рода, заменив его интеллектуальными и технологическими амбициями.

— А потом я встретил тебя, — тихо добавил Кларк, глядя на Мери с теплотой, которую альтаирианцы считали давно изжитой эмоцией. — И окончательно понял, что не могу рассматривать людей просто как товар.

Мери смутилась под его взглядом, но не отвела глаз: — Что во мне такого особенного? Я обычная женщина, у меня нет особых талантов или достижений.

— Именно это и делает тебя особенной, — улыбнулся Кларк. — Ты не гений, не мировой лидер, не великий ученый. Ты просто человек. Но когда я рассказал тебе правду о себе, о своих первоначальных намерениях, ты не возненавидела меня. Ты увидела, что я изменился, и приняла это изменение. Ты помогла защитить свой мир, рискуя жизнью, хотя могла просто убежать и спрятаться. Это… впечатляет.

Мери не знала, что для альтаирианца подобные слова были равносильны страстному признанию в любви. Их раса давно перешла от эмоциональных привязанностей к чисто рациональным союзам, основанным на генетической совместимости и интеллектуальном резонансе. Признать, что простое человеческое сострадание и храбрость впечатлили его, было для Кларка революционным.

— Я не знаю, что будет дальше, — продолжил он. — Мой корабль уничтожен, связь с остальной галактикой временно потеряна. Я застрял здесь, на Земле, возможно, навсегда. Но впервые за долгое время я не чувствую себя изолированным или потерянным. Как будто я наконец нашел место, где могу быть не просто наблюдателем, а частью чего-то важного.

Он не добавил, что Земля, возможно, была последним шансом для генофонда Альтаира. Если бы удалось интегрировать альтаирианские гены в человеческий геном — осторожно, через многие поколения, с уважением к обеим расам — его народ мог бы продолжить существование, пусть и в измененной форме. Но это был вопрос для далекого будущего, требующий тщательных исследований и этических обсуждений.

— Ты правда считаешь, что сможешь жить среди нас? — с сомнением спросила Мери. — Твоя технология, твои знания… они настолько опережают наши. Не станет ли тебе скучно?

— Альтаирианцы живут очень долго, — с легкой улыбкой ответил Кларк. — У меня будет время наблюдать, как развивается ваша цивилизация, помогать этому развитию, изучать вашу культуру во всем ее разнообразии. Поверь, скучать не придется.

Истинная продолжительность жизни альтаирианцев измерялась тысячелетиями. Их технологии регенерации клеток и квантовой стабилизации ДНК позволяли поддерживать молодость практически бесконечно. Но Кларк не стал упоминать этот факт — он знал, что идея настолько большой разницы в продолжительности жизни могла бы отпугнуть Мери или создать ненужный барьер между ними.

— Но как ты объяснишь свое присутствие? — продолжала она практические вопросы. — Твою внешность, знания, технологии?

— Я уже создал себе достаточно прочную легенду, — пояснил Кларк. — Эксцентричный миллиардер-изобретатель, глава «Крафт Индастриз». Большинство людей даже не задумываются о том, откуда берутся мои технологии — они просто считают меня гением, опережающим свое время. Это удобное объяснение.

За пятнадцать лет на Земле Кларк тщательно выстроил свою фальшивую биографию. Школьные рекорды, университетские дипломы, патенты, публикации в научных журналах — все созданное с помощью продвинутых технологий и внедренное в соответствующие базы данных. Даже те, кто сомневался в его истории, не могли найти убедительных доказательств обмана.

— А что насчет… нас? — тихо спросила Мери, не глядя на него. — После всего, что случилось?

Этот вопрос затрагивал тему, которой Кларк одновременно и опасался, и ждал. Его эмоциональная эволюция за годы на Земле привела к неожиданному результату — он начал испытывать чувства, которые его народ давно считал атавизмом, инстинктом, который следует подавлять ради рационального мышления. Привязанность. Заботу. Возможно, даже то, что люди называли любовью.

— Я не знаю, — честно ответил он. — На моей планете отношения были больше похожи на договоры, основанные на генетической совместимости и интеллектуальном резонансе. Эмоциональная привязанность считалась примитивной, нелогичной. Но здесь, на Земле, я начал понимать ее ценность.

Он осторожно взял ее руку в свою: — Я не человек, Мери. Мое тело, разум, восприятие — они отличаются от ваших. Я могу выглядеть как человек благодаря биологической оболочке, но внутри я… другой.

— Но ты чувствуешь, — мягко возразила Мери. — Ты заботишься. Ты изменился, защищая мир, который планировал продать. Это делает тебя более человечным, чем многих людей, которых я знаю.

Ее слова