Фарангис - Махназ Фаттахи

и замерзая от холода, мы стали думать, что делать. Просить у кого-то в долг не хотелось, так как мы понимали, что в условиях нагрянувших холодов керосин был жизненно необходим каждой семье без исключения. Неспособная бездействовать, я попросила Алимардана пойти за мангалом, а сама посреди ночи, закутавшись в одеяло, отправилась рубить хворост. Когда Алимардан вернулся с мангалом, мы сожгли хворост, а оставшиеся угли унесли с собой в палатку, которая через некоторое время заметно согрелась.

– А что теперь? – спросил Алимардан. – Мы ведь не сможем долго находиться в палатке, здесь страшно пахнет гарью.

– У меня есть мысли на этот счет, – улыбнулась я.

Взяв из мешка горсть соли, я принялась засыпать ею угли, которые стали дымить гораздо меньше.

– Фарангис… прости меня… – неожиданно сказал сникший Алимардан, опустив голову.

– За что? Что ты говоришь? Мы же не в своем доме находимся, мы в бегах и вынуждены принимать какие-то меры. Нам просто нужно проявить терпение…

Я вышла из палатки и стала смотреть на реку Дулаби, словно змейка, извивавшуюся по ущелью. Она была очень ценной для нашей жизни в горах, поскольку из нее мы брали питьевую воду, мылись и стирали в реке. По обеим ее сторонам возвышались холмы и скалистые вершины, среди которых были рассыпаны многочисленные палатки беженцев. Много раз мы с семьей проходили мимо этой реки, когда я была маленькой, но я никогда и подумать не могла о том, что когда-то здешние места станут для нас убежищем и ночлегом.

Как я уже говорила, единственным занятием для людей было наблюдение за потоками военных автомобилей. И мы уже знали, что, когда их становилось больше, это означало, что иранские войска начали наступление на врага. Я молилась за наших солдат и думала о своей семье, которая, разделившись с нами, отправилась в селение неподалеку от Махидашта. Я очень переживала за них, так как до сих пор не получила ни одной весточки, а также не знала, все ли хорошо у моих отправившихся на войну братьев Рахима и Ибрахима.

Внезапно мои мысли прервали крики женщины, выбежавшей из своей палатки.

– Скорпион! Скорпион! – кричала она в панике.

Я побежала к ней вместе с остальными. В палатке, увидев среди одеял скорпиона, мы тут же убили его ударом камня.

В той местности, где мы проживали, было очень много скорпионов, змей и ящериц, которые еженощно беспощадно жалили людей. Между скалами мы часто натыкались на многочисленные логова скорпионов.

Порой я выходила из палатки и, набрав полный кувшин воды, принималась искать норы скорпионов. Еще с детства я знала, в каких местах они обитают и как сильно они боятся воды. Наливая в их норы воду, я выгоняла этих черных вредителей из укрытий и туфлей или камнем убивала одного за другим: ведь любой из них мог нанести смертельный укус ничего не подозревающим детям, которые ходили вокруг.

Таким делом я ежедневно занимала себя, пока находилась в тех горах.

* * *

Через некоторое время вражеские войска, обнаружив наши палатки в горах, принялись изводить нас, применяя один из методов военного психологического воздействия. Их самолеты кружили низко над нашими головами и сводили с ума невыносимым ревом двигателей. Позже от солдат мы узнали, что то, чем они занимались, называлось преодолением звукового барьера; когда самолеты отлетали от расположения своих войск в сторону мирных поселений, пилоты давали нам знать, что они уже близко. Во время их полетов шум от самолетов раздавался среди скал с такой невыносимой силой, что нам казалось, что мы скорее предпочтем взрывающиеся среди нас бомбы, чем эту звуковую атаку.

Казалось, нас поймали в ловушку. Вражеские самолеты не давали нам покоя с неба, порой сбрасывая бомбы, а скорпионы и змеи доводили до паники, выползая из-под земли.

Зимой даже после выпадения снега мы были вынуждены оставаться в тех краях, замерзая от невыносимого холода. Лампы уже не могли обеспечить нас теплом в палатках, и мы все сидели с красными обмороженными конечностями, укутавшись в одеяла и дрожа. Вместе с этими нестерпимыми холодами к нам все ближе подступали и дикие хищники, поэтому в каждой палатке имелось ружье, которое пускали в ход при малейшем приближении волков.

Многих стали посещать мысли о том, что затянувшаяся война скоро выгонит нас и из Дулаби, поэтому никто не удивился, услышав однажды слова иранского военного, обратившегося к нам в рупор из автомобиля:

– Всем сейчас же нужно уехать отсюда! Враг близко! Необходимо начать отступление!

Люди принялись в слезах разбирать свои палатки и собирать вещи. Снова предстояли скитания…

Собрав все вещи, мы с Алимарданом сели в один из военных автомобилей, который через час снова привез нас в Гувавар, где силы гуманитарной помощи посреди равнины соорудили лагерь для беженцев. Каждой семье выделили по палатке и выдали вещи первой необходимости.

Единственное, что меня успокаивало, – то, что родители с братьями и сестрами сейчас находятся в безопасности и им не нужно никуда переезжать.

Постепенно в лагерь начали прибывать члены организаций, оказывающих гуманитарную помощь пострадавшим от военных действий. Они стали строить своеобразный городок из небольших домиков в одну-две комнаты, чтобы беженцы не так мучились от холодов или жары.

Я сидела перед домиком, который строили из камней и глины для нашей семьи, и размышляла про себя:

«Фаранг, значит, эта война будет длиться еще долго… Значит, еще не скоро мы сможем вернуться домой».

Когда семьям стали распределять дома, все плакали, хотя, казалось бы, получение дома должно было стать радостным событием. Для нас же это было страшным горем и знаком того, что мы еще долго вынуждены будем находиться вдали от своих родных домов. Каждый из нас понимал, что впереди всех ждет время новых испытаний и трудностей, которые необходимо терпеливо преодолеть.

Мне было 20 лет, когда я в очередной раз обнаружила, что была беременна в течение двух месяцев и потеряла ребенка. Этого удара судьбы я не ожидала и с трудом смогла перенести. Алимардан, видя мое утомленное и убитое состояние, изо всех сил старался успокоить меня и поддержать.

– Если Всевышний захочет, Он обязательно подарит нам ребенка. Прошу тебя… не переживай, – говорил он.

Я переживала обо всем: о родителях и маленьких братьях с сестрами, которые живут вдали в другом селении; о братьях, которые ушли на войну и от которых до сих пор ничего не слышно; о своем доме, в котором теперь орудуют иракские солдаты…

Однажды, сидя перед домом, погрузившись в размышления и глядя на небо, я вдруг заметила вражеские самолеты. Не успел раздаться