По следам дроздовцев… - Владимир Григорьевич Чичерюкин-Мейнгард

Интересно было бы узнать, каким образом складывались взаимоотношения поручика Холода с его однополчанами, всю войну прожившими в Париже и уклонившимися от участия в Русском освободительном движении.

После войны Туркул приезжал в Париж, встречался со своими однополчанами. Был ли среди них Колтышев? Или они друг друга избегали?

После окончания Второй мировой войны русские эмигрантские воинские организации во Франции прошли регистрацию. Те, кто так или иначе скомпрометировал себя в глазах французских правящих кругов и так называемой прогрессивной общественности, стали персонами нон грата. Ярких и крупных фигур среди русских военных уже не осталось. Еще доживали свой век генералы Драгомиров и Шатилов, но оба были глубокими стариками. Генерал фон Лампе не был такой фигурой, которую можно было бы сравнить с генералом Кутеповым или с генералами – участниками «бунта маршалов» середины 1930-х гг.

Очевидно, в связи с началом холодной войны реваншистские настроения в среде русской воинской эмиграции могли оживиться. Но события 1956 г., когда так называемый свободный мир не пришел на помощь венгерским повстанцам, окончательно похоронили надежды на возможность нового Кубанского похода. Чемоданные настроения закончились. И дальше шло медленное угасание.

Активным было отделение РОВС в межвоенный период в соседней Бельгии. Там также обосновались несколько десятков чинов Дроздовских частей, в первую очередь братья Ханыковы и капитан Горбань. Он был активистом НТС первого призыва. В годы советско-германской войны он побывал на оккупированных немцами территориях СССР по линии НТС. Но подробности его работы мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем. После войны он жил под своим именем в Бельгии. Следовательно, местными властями этот офицер-дроздовец не преследовался как коллаборационист.

Яркий след в истории Русского зарубежья оставил рано удалившийся от мирской суеты бывший вольноопределяющийся Дроздовской стрелковой дивизии Всеволод Александрович Кривошеин (1901–1985), младший сын выдающегося русского государственного деятеля статс-секретаря А. В. Кривошеина. Будучи студентом, он выехал из красного Петрограда и направился на Юг. Ему повезло. Он достиг расположения Добровольческой армии и был зачислен рядовым стрелком к дроздовцам. В их рядах он участвовал в походе на Москву осенью 1919 г., а потом в отступлении на Юг. Тогда он получил тяжелое обморожение и был эвакуирован за границу на лечение. Лечение затянулось, и в Крым он не попал.

В 1920-х гг. бывший вольноопределяющийся дроздовец совершил паломничество в Грецию на священную гору Афон. Там Всеволод Кривошеин первое время подвизался в ипостаси послушника, а потом принял монашество с именем Василия. На Афоне он находился около двадцати лет. После Второй мировой войны, когда Греция превратилась в арену гражданской войны, о. Василий покинул Афон и перебрался в Европу.

Многие годы владыка служил в храме в честь Новомученников Российских в бельгийской столице. В 1975 г. он выступил с письмом, в котором критиковал правящие круги Запада за их уступки СССР на международной арене. Отец Василий имел в виду события мировой политики того времени в Индокитае, Африке, террор боевиков ЭТА в Испании (ЭТА – террористическая организация басков, выступающая за независимость Страны басков от Испании. – Авт.) и углубление революционного процесса в Португалии. Пассивность и вялость воспринимались им как уступки Запада (в первую очередь США) СССР.

В Брюсселе о. Василий получил письмо от полковника С. Р. Нилова, в котором он выражал как «самый старый дроздовец, дроздовец № 1» свое восхищение гражданским мужеством о. Василия. продемонстрированное в письме к Св. Патриарху Московскому и всея Руси Пимену (Извекову). В ответном письме (от 1 января 1975 г.) владыка Василий написал о том, что если будет в Париже, то постарается его навестить[51]. Неизвестно, состоялась ли встреча двух дроздовцев в Париже. Тем более что в следующем 1976 г. полковник Нилов скончался.

Владыка Василий переехал в Петербург, называвшийся тогда Ленинградом, в 1985 г. начал служить и спустя несколько месяцев скончался. Его похоронили на Серафимовском кладбище.

В середине 1990-х гг. начальник РОВС поручик Гранитов специально прилетал из США в Европу, чтобы выполнить печальную, но, увы, необходимую миссию. Он закрыл европейские отделы и отделения РОВС.

В 1990 г. в журнале «Юность» было опубликовано интервью с одним из последних ветеранов Дроздовских частей корнетом 2-го Дроздовского конного полка А. И. Лабунским.

«Восемьдесят девять лет. Последний из могикан. И место себе уже заранее заказал на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Рядом с боевыми товарищами – семеновцами, преображенцами, эриванцами… У дроздовцев на русском погосте под Парижем – свой участок, с витиеватой буквой «Д» на надгробных плитах.

– Кем только не были, когда потеряли Родину, – вспоминает Владимир Иванович. – Полный адмирал русского флота Диков устроился швейцаром в госпитале. Генерал Яковлев хрен натирал и разносил его по ресторанам. Генерал Матофанов научился стричь: бывало, стрижет час, а руки его уже не слушаются, дрожат. Потом начал делать “лосьоны для красоты”… И смех и грех! А генерал Черемисинов вместе со мной работал на такси. До 12 тысяч русских воинов стали во Франции шоферами такси. Когда в 1940-м сдали Париж, у французов появилась грустная шутка: “Надо было наших офицеров посадить на такси, а русских – отправить на фронт”.

Потом из-под стола, со шкафа, из-за дивана появляются альбомы с аккуратно уложенными под целлофан фотографиями, полковыми документами, вырезками из журнала “Часовой”:

– Это работа нашего полкового художника. Вся история 2-го конного Дроздовского полка: от Ясс до Галлиполи. Слева в нижнем углу – полковник Силкин, последний командир полка. Казак был, воевал рядом со своей женой в одном строю. Потом жил возле нас в Медонске. (Так, на русский манер, Лабунский называет Медон, пригород Парижа. – К. П.) В 1944 году решил отправиться к Власову в РОА. Я, помню, ему говорю: “Куда ты едешь? Все уже кончено!” А он: “Я – военный, политикой не занимаюсь. Генерал Краснов бросил клич, значит, надо идти. Я не против России иду воевать – она войну уже выиграла, – а против Сталина…” В мае 1945 года англичане выдали Силкина вместе с другими казаками в Лиенце…

До 1928 года я с отцом переписывался, он был благочинным уезда. И из Болгарии ему писал, и из Югославии, и из Франции. А в 1928 году отца сослали на лесозаготовки в Северодвинский край. Мать сама поехала с отцом, знала, что он без нее не выживет… Обо всем этом я узнал случайно, когда встретил уехавших со второй эмиграцией вековых друзей нашего дома…

– Как рухнуло все быстро! Рухнуло… Как время ни