История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

и Волги; что же касается того, что был еще водораздел Оки и Днепра, то он, защищенный лесами и многочисленными мелкими реками, был значительно заселен, и потому этот путь был труден для прихода татар на Русь.

Об отношениях к степнякам их европейских соседей нельзя говорить, чтобы они имели какую-нибудь юридическую форму. Степняки сравнивали себя с животными, а европейцы считали их разбойниками: из этих понятий выходили и все отношения к ним. Впрочем, самое понятие, связанное со словом «отношение», неприменимо к степнякам, и европейцы больше думали об образе обхождения с ними и о средствах избавиться от этой напасти.

Василий Васильевич Тёмный, делая распоряжения в своей духовной грамоте о том, как его наследники должны собирать выход или дань татарам, говорит: «а переменит Бог Орду»74. Здесь великий князь, который сам бывал в татарском плену, где над ним татары надругались, высказывает надежду, что, может быть, его дети будут настолько счастливы, что им не придется испытывать тех неприятностей от степняков, какие испытывали многие из их предков. Эта надежда основывалась на том, что во второй половине XV века степняки не были скучены в одну массу, а распадались на несколько орд, причем главная из них, Золотая Орда, при всей своей слабости все еще закрывала собой отломившиеся от нее части. Эти части Золотой Орды были: Крым, Казань, а по мере ослабления главной появлялись на сцену одна за другой более мелкие орды и наконец, разрозненные, в несколько сот и даже десятков человек, шайки татар, бродившие по степям и высматривавшие себе добычу.

Образ обхождения с степняками выработался в довольно правильную систему, состоявшую в том, что московские государи не желали вступать с ними в бой, а только отгоняли от своих границ. Татар можно было купить подарками, но истребить эту язву давали средство сами же степняки своей способностью к ожесточеннейшей вражде между собой. А какова была способность степняков при этой вражде истреблять самих себя, можно привести следующий пример. Вследствие ссоры с ногайцами, Крымская Орда в 1523 году перебралась на восточную сторону Дона. Наш посол к турецкому султану прислал (28 июля) в Москву грамоту из Азова75: «а сказывали нам, что полем пройти нельзя: по обе стороны стояли ногайские татары с крымским полоном. Мы послали вперед казаков, которые видели, как крымцы бежали от ногайских мурз, перевозились за Дон и как они там тонули на перевозах. Да мы и сами видели дней на 5, на 6 и на 10 пути, по которым местам крымцы возились, ино лежит топлых лошадей, верблюдов и людей по берегу и по полю и телег метано добре много, а татаре крымские по перевозам весьма многие топли». Любуясь на такого рода картину, Иван Семенович Брюхов (имя посла) ехал Доном; другие же наши послы в Крыму насчитывали Крымской Орды перед этой ссорой до 100 000 людей взрослых, а после нее они же насчитывали крымцев много-много, до 15 000 человек, из которых очень немногие могли воевать. Возбуждать подобную вражду, ставить степняков против степняков и тем, давши им занятие, отвлекать от своих границ, было сущностью всех действий наших дипломатов по степным делам, хотя здесь встречались препятствия особого рода, о которых будет сказано ниже. Исключение из этого общего правила обхождения с степняками, то есть смелое вступление в бой с целой Ордой, представляет собой великая битва Куликовская и ей подобные дела, нравственно удовлетворявшие народные чувства, но они не были одобряемы многими людьми, руководившими обществом, как рискованные, невыгодные по пожертвованиям, с которыми они сопряжены, и в то же время не обещавшие большой выгоды в будущем. Представители подобных убеждений смело указывали на то, что после Мамая явился Тохтамыш. Зато совершенно иначе действовали москвичи, когда Орды были слабы или являлись в виде мелких шаек: тогда их беспощадно истребляли, положительно не стесняясь в средствах. «Стояние на берегу» и занятие князей служебных заключалось именно в том, чтобы отгонять татар от русских границ и истреблять их шайки.

Кроме того, что москвичи постоянно старались возбуждать ссоры в Ордах, было еще другое средство, впрочем, выходившее из первого, сдерживать степняков. Подобную Орду, как Казанская, которая притом оселась около своего города, старались поставить силой в зависимость от себя, а царевичей и царей, которые были изгоняемы из Орд, в Москве с удовольствием принимали. Этим царевичам московский государь обыкновенно давал во владения степные пограничные города; отсюда они могли, сколько им угодно, вместе со своими татарами мстить своим ордынским недругам и отгонять их от русских границ. Ходить в степи с татарами эти царевичи могли с разрешения Московского правительства и под руководством московских воевод. Главное владение таких царевичей был Мещерский городок, или Касимов, потом им давались во владение: Серпухов, Кашира и другие города. Таких служебных татарских князьков в Московской службе было значительное количество. Так как эти князьки имели громадные притязания на управление всеми Ордами, то выпуском их на свободу в степи, и помощью им русскими ратями, обыкновенно пугали независимых степняков и сдерживали их от набегов на Украйны.

Такое положение степняков, по-видимому, давало возможность их европейским соседям сделать из них бессмысленное орудие в своих руках. Но эти их европейские соседи были в ссоре между собой и старались подчинить это орудие своей воле, во вред своему врагу. Вследствие этого степные дела приобретают особенный интерес, потому что на них значительно отражаются те отношения, в каких находилось Московское государство с Литовским. Основное правило обхождения с степняками было то, чтобы истреблять их их же средствами, но при вражде европейцев выходило то, что каждый из них старался направить Орду на пределы своего врага, вследствие этого Орды получали значение, которого они сами по себе не имели. Оба врага хотели действовать одним орудием, а от этого управление им было дурно и наносило обоим управителям одинаковый вред. Впрочем, мы не имеем положительного права сказать, что, кроме отношений степняков к европейцам, не было у них собственной своей истории. Они тоже жили и живут, история их до крайности однообразна, и изучивши один период ее, мы уже знаем все. Главное явление ее то, что почти в определенные периоды в Ордах показывается какое-то судорожное движение, кончающееся или резней между ними, или набегом без всякой определенной цели на границы которого-нибудь из соседних европейских государств.

В начале государствования Иоанна III его отношения к главной Орде были довольно мирны, поэтому походы московских ратей были направлены против Казанской Орды, кончившиеся тем, что казанский царь, Ибрагим, видя себя в великой