Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 - Литературно-художественный журнал

От перепадов давления сердце замедлило свой ход, а пульс, наоборот, участился. Дышать становилось все труднее. От холодного воздуха слезились глаза. Уже стали видны деревья, дома, огороды, заборы. Тут я почувствовала, что шерсть Быка постепенно тает в моих руках.

– Сергей! Мы падаем! – в ужасе закричала я.

– Я думаю, что посадка будет мягкой, – крикнул он в ответ. – Прямо по курсу – сено.

Через минуту мы шлепнулись на стог, заботливо укрытый на зиму брезентом, и скатились на землю. И почти сразу же рядом с нами упала сумочка, опаленная огнем и без ручки.

– Моя сумка! Как хорошо, что она уцелела! – Я радостно схватила ее и прижала к себе, любовно поглаживая.

– Наши жизни! Как хорошо, что они уцелели! – передразнил Сережа.

Немного придя в себя, мы осмотрелись. Перед нами стоял обычный деревенский дом с невысоким синим забором. Вдруг мы услышали протяжное: «Му-у-у!». Тут же распахнулась входная дверь дома, и раздался радостный женский крик:

– Ох, наша Зорька наконец-то отелилась! Радость-то какая! Коля, неси горячую воду!

– Ого! Значит, вон как появляются символы года у нас на Земле, – многозначительно произнес Сергей.

– Возможно. Давай постучимся в этот дом. Я ужасно замерзла.

– Кстати, а куда делись наши защитные костюмы? – вдруг спросил Сережа, оглядывая сначала меня, а затем себя.

– Наверное, растворились так же, как и Бык, – предположила я.

Мы подошли к калитке и позвонили в звонок. Через минуту скрипнула входная дверь, послышался звук отодвигаемой задвижки, и калитка распахнулась.

– Чегой-то ходите в такую рань? – Бабуля с любопытством рассматривала нас.

– Мы в поход отправились и отстали от своей группы, – начал сочинять Сергей.

– Ладно уж, проходите. Радость у нас нынче – Зорька отелилась. Сделаю вам по-быстрому яичницу, чай, не побрезгуете?

* * *

Через два часа мы стояли на краю деревни и ждали рейсовый автобус до города. Нас переполняли чувства, оттого что снова можем стоять на твердой земле, не нужно надевать никакие защитные костюмы и носить неудобные прозрачные шлемы. А еще не нужно никого искать и убегать. Радость омрачалась только отсутствием автобуса по расписанию.

– Где же он ходит? – переступая с ноги на ногу, сердилась я. – В этом плане космический транспорт более пунктуален.

– О, смотри, автобус. Как ты хотела! – муж кивнул на приближающийся транспорт. – Иногда мне кажется, что желания исполняются только тогда, когда действительно тебе это нужно.

Новенький автобус подъехал к остановке и распахнул двери. Мы зашли в автобус. Сергей начал лихорадочно искать по карманам деньги.

– У тебя есть наличка? – Он повернулся ко мне.

– Не-а, только карточки, – с сожалением ответила я, порывшись в сумочке.

– Извините, а вы принимаете банковские карты для оплаты? – обратился к водителю Сергей.

За рулем сидела женщина в куртке, кепке и черных очках. Она спустила очки на кончик носа и подмигнула:

– Не надо денег, у меня еще полпачки пельменей осталось. Проходите скорее, ваши места – двадцать и двадцать один. Не задерживайте очередь.

Мы одновременно обернулись. Сзади нас никого не было, но это ни о чем не говорило. Усевшись на мягкое кресло, я закрыла глаза и блаженно произнесла:

– Наконец-то домой!

Михаил Куимов

Родился в 1993 году в Соликамске. Выпускник геологического факультета Пермского государственного университета. До 2018 года работал в калийной шахте, затем на золотых приисках Колымы. Лауреат нескольких краевых литературных конкурсов, премии имени Алексея Решетова (2020 г.). Публиковался в журналах «Урал» и «Вещь», сборнике «Шепчутся и кричат», «Антологии современной уральской поэзии» (том 4), соавтор поэтического сборника «Шанс для неизданных» (2017 г.), автор книги стихотворений «Хребет» (2019 г.).

Заплачешь от нависшего покоя…

«Это просто история, коих немало…»

Это просто история, коих немало

Я еще не успел рассказать:

Из капустных вилков появляется мама

(Что на ортопедическом – мать),

А за ней – не отец и не голос, допустим,

А нелепый отеческий шок.

И молозиво льется по листьям капустным,

И кричит, а не плачет божок.

В третьем плане (отнюдь не последнем, как сталось),

Что приметно едва, – тишина.

И, пытаясь ее оттянуть хоть на малость,

Колыбельная воплощена.

«Ныряешь в лес, выныриваешь в небо…»

Ныряешь в лес, выныриваешь в небо,

Сквозь торфяные линзы дышишь свет:

Две вечности прожил, а кем? Ответ

Неубедителен и выглядит нелепо,

Когда парят над головою мхи,

И стланик обнимает по-отцовски,

И голос пропадает в отголоске

Ольховой и березовой трухи.

«Переносица…»

Переносица

перебита

(залижи ее

словом

«лед»).

Если льется в тебе

обида,

значит, скоро

тебя

прольет

полуобморок

немоты (хоть,

что ли, имя

зажми

во рту).

Говорение —

только прихоть.

Говорение —

только прихоть.

Говорение —

только прихоть

без намека

на правоту.

МПВ

Договорились, Верхний: однажды ночью

Я кончусь в позе, в которой кончу.

Произойдет это наверняка под Пермью,

Где и повадно такому случаться с чернью.

Там те, кто были живыми ранее,

Являют массовое пермское вымирание.

Стремительно, Господи, их прости,

Взялись они глину вдоль русл мести.

Сколько-сколько лет размывают глины

Те, кем когда-то не быть могли мы.

Касаемо посягательств на предмет договора:

Дойдя до лампы в конце коридора,

Я, из горных пород, из гончих,

Примкну к ним, ночью условной кончив,

Двести пятьдесят миллионов лет спустя

Стремительно. Боже, какой пустяк.

Еж

В зрачке ежа не отразился ворон.

Дорога сузилась до талии осы.

Осиновая роща детским хором

Утерла многоточие росы.

Проникнешь внутрь, а там, гляди, такое,

Такое очень непосильное, что сам

Заплачешь от нависшего покоя

По выклеванным вороном глазам.

«Когда языковой барьер пройду…»