Искусство рассказывать истории - Габриэль Гарсия Маркес

Габо. Итак, как ты выразился, все сложнее. Но в любом случае мы не будем бояться чего-либо только из-за сложности. Позволь задать глупый вопрос: с чего вдруг Смерть решила вернуть ему молодость?

Сесилия. Должно быть, потому, что у него украли часть жизни, несправедливо лишили молодости.

Габо. Ага, Смерть дарует ему эту милость из чувства справедливости. Вопрос оказался не таким глупым, как я думал. Смерть справедлива, но ничего не делает просто так: «Я верну тебе потерянное время, но при условии, что ты забудешь о прошлом».

Виктория. Пока все в порядке, но начиная с этого момента…

Сесилия. Нужная фабрика, список имен, карьера…

Роберто. На ваш взгляд, много необоснованных совпадений?

Габо. Я бы сказал, драматургических неудач. Они могут казаться серией случайностей, но при этом работать на историю, но в данном случае не работают.

Роберто. В баре Смерть могла сказать Жоану: «Я помогу тебе начать новую жизнь. Иди на эту фабрику, и ты найдешь работу».

Габо. Но тогда Смерть окажется провоцирующей шлюхой. Нет. Она заключает договор с Жоаном, уважая его свободу воли – условие, sine qua non[55] заключить договор с дьяволом. С этого момента ты волен выбирать, но неизбежно проигрываешь.

Роберто. Еще вопрос: как Жоан попадает на завод?

Габо. И еще один, более важный: как здесь действует механизм мести? Потому что я все еще думаю, что карьера Жоана на фабрике – или в компании – продолжается слишком долго.

Маркос. Мне кажется, все было бы сильно проще, если б мы перенесли историю в сельскую среду, в какую-нибудь фазенду на северо-востоке например. Жоан – гаучо. Виновником будет помещик.

Роберто. Я вижу Смерть только в зеркальном баре. К тому же я абсолютно городской парень, деревенские истории – не мое.

Габо. Не следует писать о том, чего не знаешь или не чувствуешь чем-то близким.

Роберто. А еще мне нравится завод, потому что это маленький закрытый мир.

Габо. Жоан – часовщик, квалифицированный фабричный рабочий… Мы должны представить себе эту среду, придать его работе больше визуального богатства.

Роберто. Для меня это не строго реалистичная фабрика.

Габо. Я понял! Ты хочешь создать завод, соответствующий логике зеркала…

Роберто. И эстетику тоже. Не гротескную, но и не натуралистическую.

Глория. Для этого подойдет завод, где делают зеркала.

Габо. Чтобы все сошли с ума.

Роберто. Я думаю, зеркал в фильме уже более чем достаточно.

Габо. В любом случае ясно, что Жоан попал в лабиринт, и эта ситуация неизбежно приводит его к бизнесмену.

Роберто. Напротив, ситуация позволяет хозяину завода частично искупить свою вину перед Жоаном. Другое дело, если Жоан будет стараться бежать, уйти как можно дальше от фабрики, и в конце концов все равно убьет бизнесмена.

Габо. Снова «Смерть в Самарре», история о неотвратимости судьбы.

Сокорро. Если бы Жоан с самого начала знал не только кто этот бизнесмен, но и что именно он убил судью…

Роберто. Тогда фильм – по крайней мере, с моей точки зрения – не имел бы смысла.

Сесилия. Еще одна вариация на тему графа Монте-Кристо.

Габо. Бизнесмен верит словам Жоана, дескать, он внук старого друга. Должно быть, владелец завода шокирован: он видит в этом двадцатипятилетнем юноше живой образ товарища. Для него молодой Жоан будто призрак прошлого. Словно ему самому явилась Смерть. Вот тогда-то он и призадумается.

Дениз. Что, если Жоан непреднамеренно убьет бизнесмена, как Эдип – своего отца?

Сокорро. А если он отомстит случайно, осознает это только в последнюю минуту и вернется в тюрьму? Тогда получится, что Смерть даровала ему противоположное тому, что обещала: короткий период времени, чтобы он мог отомстить.

Габо. Надо действовать осторожно, чтобы не исказить суть истории, которую рассказывает Роберто. Мы должны сделать так, чтобы она стала максимально связной и привлекательной.

Дениз. Кажется, никому не нравится встреча на заводе.

Сокорро. С заводом все в порядке. Неправильно то, что бывший подельник Жоана, который его подставил, оказывается владельцем целого предприятия.

Габо. Роберто только что добавил новую информацию, а именно что завод задуман немного странноватым, расположенным на миллиметр выше реальности. Он может стать прекрасным приемом. В такой атмосфере встреча Жоана с преступником должна показаться чистой случайностью. Может быть, парень – заказчик, который приходит на завод, и его водят по цехам, показывают работу квалифицированных рабочих. Мы с самого начала знали бы, что в этой встрече нет ничего случайного, что за организацию всего отвечает Смерть. Смерть – лучший рассказчик. Она не собирается совершить ошибку и отправить Жоана прямиком на этот завод, когда он выходит из тюрьмы. Наоборот, она дает ему свободу выбора. И Жоан отправляется туда, как она и предсказывала, по своему желанию.

Рейнальдо. Сцену можно выстроить так: на фабрике Жоан слышит шорох где-то сзади. Он видит Смерть, которая, в свою очередь, наблюдает за ним. Затем Смерть показывает на главную дверь. Мы следим за его взглядом и видим, как входит клиент в сопровождении мастера. Жоан, конечно, обо всем догадывается. «Вот он», – говорит он себе.

Глория. Так раскрывается коварство Смерти. Она устраивает ловушку для Жоана.

Маноло. Или просто его испытывает.

Габо. А у клиента, по крайней мере в глазах Жоана, вид загадочный, подозрительный. Мы до сих пор ничего не знаем о прошлом Жоана, но каким-то странным образом связываем с ним второго героя. Мне вспоминается история о парне, который собирается сесть в автобус, а водитель говорит: «Здесь место только для одного». Парень один и есть, но водитель произносит слова с таким видом, что тот автоматически отказывается от посадки. Автобус продолжает свой путь и, когда заворачивает за угол, – бум! – взлетает на воздух. Что было на лице водителя или что в нем увидел парень, что послужило причиной отказа сесть в автобус?

Роберто. Именно такой тон я хочу придать фильму – будто перед нами игра масок.

Габо. Если в первый раз Жоан увидел Смерть в зеркале… Нет. Это не сработает. Это технический ресурс, а мы ищем что-то другое и в другом направлении. Нужно держать в голове, что различные уровни истории – драматургический, технический, стилистический, интонационный – должны согласовываться друг с другом.

Роберто. Когда Жоан в баре впервые видит Смерть, разговаривающую с ним из глубины зеркала, зритель не должен знать, галлюцинация это или что-то реальное. Этот образ поразителен, и я планирую показать его еще пару раз.

Габо. Надо точно дать понять, кто это. Пусть будет известно, что это Смерть. Если бы можно было представить ее скелетом с косой, было бы еще лучше.

Роберто. Образ Смерти – слегка искаженный образ самого Жоана.

Рейнальдо. Как говорил Кеведо: «Мы сами – наша собственная смерть»[56].

Роберто. После заключения договора Жоан выходит из бара – и становится на сорок лет моложе. Я не думаю, что нужно показывать процесс трансформации. Более того, мне бы не хотелось, чтобы Жоан превращался в оборотня из голливудского фильма, у которого отрастает шерсть, когти и все такое…

Габо. Доктор Джекилл и мистер Хайд… Оборотень в Лондоне[57].

Роберто. Жоан выходит из бара, превратившись в молодого человека. Он всем чужой. За сорок лет многое изменилось: машины, мода… Для нового Жоана все необычно, тревожно…

Маноло. А в тюрьме телевизора не было? Или действие фильма происходит до пятидесятых годов?

Габо. Мы можем лишь разделить в равной мере это чувство с Жоаном – из-за выражения лица, жестов… Но мы не понимаем его истинный возраст. Только он знает.

Дениз. С чего мы взяли, что Жоан заключает договор со Смертью, а не с Дьяволом?

Роберто. Из-за условий, которые она ставит. И за милость, которую она дарует.

Габо. Дьявол мог бы сделать то же самое.

Глория. Она может творить благие поступки. Почему она не может быть Богом?

Габо. Что ж, будь то Бог, Дьявол или Амон-Ра, это сейчас не важно. Ключевой