Любовник Павлова - Ника Маслова

Я победил в споре, добился желаемого, но, судя по насмешливой улыбке Павлова, прячущейся в ставших чуть заметными морщинках у глаз и слегка приподнявшемся уголке рта, мне следовало быть осторожней в желаниях.

— Ты ещё можешь отказаться, — сказал Павлов. — Для тебя это может оказаться не таким приятным опытом, как ты думаешь.

— Тогда почему вы разрешили мне прокатиться верхом? — спросил я.

— Потому что ты взрослый человек, и мне нравится думать, что ты умеешь соизмерять риски и выгоду и нести ответственность за последствия своего выбора.

Звучало угрожающе, хотя Павлов говорил расслабленным тоном и слегка улыбался. Я облизнул губы и поймал тот момент, когда Павлов опустил на них взгляд и выдохнул чуть резче, чем делал это обычно.

Ну что ж. Я тоже надеялся, что он умел соизмерять риски и выгоду и нести ответственность за последствия своего выбора. Пока в прогулке на лошади я рисковал всего лишь лёгким дискомфортом для своего зада, Павлов, выбирая отношения со мной, ставил на карту свою репутацию.

Глава 13-2. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Глава 13-2. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Для меня оседлали белую кобылу. Луна косила блестящим коричневым глазом, фыркала и дружелюбно (наверное) махала хвостом. Из её упряжи я смог опознать повод, седло и стремена. До этого воспользовался возможностью и внимательно пронаблюдал за тем, как на жеребца вскочил Павлов. Он сделал это с лёгкостью и даже изяществом. Я постарался запомнить его быстрое литое движение, но, когда подвели мою лошадь, начал сомневаться, что в принципе смогу сесть в седло в своём нынешнем состоянии.

— Это кобыла Марины, — пояснил Павлов. — Луна спокойная, надёжная, ей уже десять лет, и она точно не сбросит тебя. Можешь не волноваться.

Сам он сидел на Молодце — беспокойном сером в яблоках жеребце. Конь перебирал копытами, то поднимал, то опускал уши, фыркал и явно не понимал, почему хозяин остаётся в конюшне, когда уже можно скакать.

Луна выглядела иначе — флегматичной и милой, идеальной лошадью для худышек и пышек, старичков и детишек. Несмотря на её негероический вид, я ни одной секунды не мечтал поменяться с Павловым местами и красоваться сейчас на горячем скакуне. Мне и нордически спокойной кобылы за глаза хватало для того, чтобы от волнения потели ладони, да задница ныла, пророча для себя, бедной, кучу проблем.

Марат покачал головой, когда я встал у седла и попытался поднять ногу, чтобы опереться на стремя.

— Садятся с левой стороны, — заметил он негромко.

Вот откуда мне знать, как садятся на лошадь, когда я делаю это впервые в сознательном возрасте? Чёрт.

Павлова я не стеснялся, а вот перед Маратом — высоким и сильным, коротко стриженным, с широким плоским лицом и серьёзным взглядом чуть раскосых глаз — очень хотелось оправдаться, а лучше — не ударить физиономией в грязь.

Как только я об этом подумал, услышал:

— На стремя — левой ногой.

Молодой конюх не смеялся надо мной, даже улыбнуться себе не позволил, но у меня и без насмешек начали подгорать уши. Павлов не произнёс ни слова, смотрел на меня с интересом, но помогать не бросался, даже советы придержал при себе. Я помнил его «неси ответственность за свой выбор» и сдаваться не собирался. Я справлюсь с ситуацией, так или иначе, всё я решу.

Попытался забраться в седло — и вновь неудача. В этот раз мой бедный зад сказал твёрдое «нет» упражнениям на коне. Да уж, выбрал я время для начала обучения верховой езде. После падения с лестницы и двойного оргазма под Павловым в нижней позиции — прям идеальный момент, чтобы ноги закидывать выше ушей.

Вместо того чтобы ломать себя, честно признался, что сам с задачей не справлюсь.

— Мне нужно на что-нибудь встать. На лестницу или что-то такое, — сказал я. — Я ногу сегодня повредил, по-другому вряд ли смогу.

Марат — дзэн-буддист, истинный стоик, духовный брат Луны — помог мне и с этим. И под задницу подтолкнул, когда я уже думал: ну всё, сейчас произойдёт вторая за день эпохальная встреча моего фейса с бетоном.

— Спасибо, — с чувством сказал я, оказавшись в седле. Выпрямился, бурно дыша. Выслушал микро-лекцию о том, как правильно сидеть на лошади, постарался выпрямить спину и прочее. — И ещё раз большое спасибо, Марат.

Луна проявила снисхождение к моим крайне неловким усилиям удержаться на ней. Марат, делая вид, что таких ипо-кретинов, как я, видит в конюшне изо дня в день, держал лошадь за повод. Павлов тоже оставался рядом, никуда не спешил, хотя его конь выглядел не слишком довольным задержкой.

— Пожалуйста, не смейтесь надо мной, Николай Николаевич, — сказал я. — Я правда до этого на лошади ни разу не сидел.

Павлов вовсю развлёкся за мой счёт: улыбался, его лицо порозовело, глаза блестели.

— Никто над тобой не смеётся. Ты справился лучше многих новичков. Не переживай, всё хорошо.

— Так это не было так позорно, как мне показалось? — спросил я.

Я заметил выразительный взгляд Марата, но интересовало меня мнение лишь одного человека.

— Никакого позора, ты молодец, — сказал Павлов.

Жеребец, услышав свою кличку, негромко заржал, и хозяин похлопал его по крепкой шее.

— И ты тоже Молодец, сейчас уже побегаешь.

Мне казалось, Павлов ничего такого не сделал, но его лошадь уверенно двинулась к выходу из конюшни. Моя при этом осталась стоять.

— Вперёд, — я похлопал её по шее.

Луна оглянулась, посмотрела на меня, и даже не шелохнулась. Даже одно копыто не подняла.

В мечтах я уже давным-давно скакал на белом коне по широкому полю, в реальности сидел на лошади и не знал, что дальше делать. Вроде бы колени надо сжать, показать, чтобы она тронулась, но я в этом не был уверен.

Марату пришлось мне объяснять, как пользоваться упряжью и так далее. Он показался мне неплохим парнем, рассказывал всё по-человечески, понятно и терпеливо, нос не задирал. Благодаря его советам, у меня даже что-то получилось, и мы всё-таки выехали из конюшни. Павлова на его жеребце нигде не было видно, как я ни крутил головой.

Невдалеке начинался тенистый сад, в ту сторону вела гравийная дорожка, и я решил, что мне следует поехать по ней, а там