Грозный час России. Предчувствие национальной катастрофы - Леонид Николаевич Андреев

самого бытия нынешней Германии, так братолюбие есть краеугольный камень, на котором строится, согласно заветам наших учителей и пророков, молодая, крепкая Россия. И да не будем мы расточителями этого капитала, которым богата бедная Россия, бережно передадим его нашим сыновьям; щедро проливая нашу кровь, вооружимся скупостью за будущие жертвы!

И наряду с непосредственным чувством возмущения нам надо радоваться, потому что германцы так подло и гнусно ведут войну, нарушают договоры, не соблюдают «правил» войны, убивают детей и женщин, грабят и пьют, — всем этим они содействуют делу мира. Как не в меру усердные и болтливые жрецы, они выболтали и распустили по свету самую великую тайну своего надменного бога, бога войны: что он безумен, бесчестен и зол. Или они слишком верили в его защиту? Или и в этом виде своем он кажется им прекрасным? Или это и есть та честность и «гуманность» войны, на которую опираются их идеологи крупповщины?

Но как бы то ни было, отсутствием принятого лицемерия и даже полной неприличностью своею, отказом от условных правил и постановлений, своим стихийным бесчинством они предали войну, разоблачили ее «скромные тайны», уничтожили ее наивное и опасное притязание: стать чем-то вроде хирургии в больших размерах. «Хирургия» хотела бы, чтобы пули были стерилизованы, прежде чем стрельнуть ими в друга-человека, — они не стесняясь жарят разрывными: это — война! «Хирургия» желала бы, чтобы в друга-человека стреляли твердыми конфектами — они жарят своими «чемоданами», от которых друг-человек сходит с ума: это война! «Хирургия» хотела бы, чтобы выжигались только зараженные, так сказать, места, а мирным жителям можно было бы по-прежнему ходить в кинемо, — немцы откровенно уничтожают и мирных жителей: это — война! Откровенные, пожалуй даже до цинизма, германцы всеми доступными способами — а их много! — всему свету свидетельствуют, что дело войны есть злое дело, которого не скрасить никакими фиговыми листками. Злое оно было тогда, когда под железною пятой крупповщины умерла Германия мыслителей, когда во всем мире тощал народ, чтобы жирели пушки; злое оно и сейчас, когда ночные грохочущие «поезда мертвецов» наводят ужас на жителей…

Эта ночь! Эти страшные грохочущие во тьме «поезда мертвецов», управляемые Хароном; эти несчастные жители, которые закапываются головами в подушки, чтобы не слышать, и все-таки слышат: грохочет-грохочет! Эти ужасные немецкие крематории, где жгут тоже по ночам, где мертвых солдат связывают по трое и бросают в печь, как деревянные чурки, где окрест — пустыня, ибо даже сами немецкие дрессированные, но еще живые солдаты в ужасе бегут прочь.

Вот образы войны, которые дала миру трагическая Германия, сгорающая в своем собственном огне. А в то же время — и это самое здесь страшное! — вы догадываетесь, чем занят сейчас немецкий ум, бывший германский Гений? Слушая страшный грохот «поезда мертвецов», он думает о том, как в следующий раз рациональнее поставить дело погребения отработанных солдат. Быть может, придумал уже и соответствующую машину, и мы еще о ней услышим — ведь сезон еще не кончен!..

Да, это страшно, как всякая извращенность, когда человеческий ум стремится к самоуничтожению. И в противность этому одичавшему германскому гению, жалящему самого себя, русский ум должен иметь иную заботу: как сделать, чтобы в следующий раз не стало надобности в чудовищных крематориях и машинах для погребения, чтобы не германское усовершенствованное братоубийство, возведенное в перл творения, а истинная человечность и братолюбие легли в основу возрожденной жизни. Этим мы выполним задачу, возложенную на нас нашими великими учителями Духа, этим мы приблизимся к победе, которая всегда за Давидом, а не Голиафом, этим — несмотря на ужасы войны — мы введем нашу потрясенную жизнь в ее бессмертное русло и возмущенной совести нашей дадим единственно ее достойное удовлетворение. Как в мире, так и в войне мы не должны спускать глаз с высокой цели нашей, с звезды сияющей, с России «сыновей», мечты нашей светлой!

Радуясь и гордясь воинством нашим, красотою жертвенной русского народа, болея их болью, трепетно ловя их последние вздохи, посланные на родину, огненными слезами оплакивая каждую каплю их бедной, на землю пролитой крови, — мы должны стоять твердо и крепко, быть надежною опорою их утомленным плечам. Перед лицом их — сильный, безумно-настойчивый, озверелый враг; за их спиною — мы. Спокойствие и силу должны чувствовать они за спиною, свет и тепло должны ощущать за спиною: пусть огромным очагом мира, любви и светлой красоты видится им далекая Россия! Не должно быть ссор и брани, злого и вредного, грубого и ничтожного, мелкого и личного. Чем ответит душа виду открытых ран? Только отказом от личного можем оправдать мы каждую новую минуту нашей жизни: ведь мы живем, когда они умирают!

Так свидетельствует Библия — книга великой мудрости и непреходящих откровений!

«…10. Моисей и Аарон и Ор взошли на вершину холма.

11. И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалик.

12. Но руки Моисеевы отяжелели, и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем, Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной стороны, а другой — с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца.

13. И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча» (Исх., гл. 17).

В этом великом образе Моисея, воздевшего руки горе, — образ всего народа нашего: пока подняты молитвенно руки, мы побеждаем; опускаются руки — и побеждает враг; и нет оправдания в усталости, и ненарушима роковая связь между нами, сидящими на холме, и ими, что в долине проливают кровь. Надо молиться! Надо в сей грозный час поддерживать друг другу руки, когда они отяжелеют, когда тоска, и усталость, и мрачные видения смерти обессилят слабые мышцы. Надо молиться!

И молитвою всех нас, сидящих на холме, пусть будет немеркнущая память обо всем великом, прекрасном и человеческом, что добыто трудами тысяч поколений и что в сохранности должны мы передать вместе с победою России «сыновей». Это называется культурой — книгами, искусством, наукою, добрыми человеческими отношениями: это есть капитал всего человечества — «Земли и Сыновей». И этот светильник не должен гаснуть, и в поддержании его священного огня — долг наш, сидящих на холме, наша молитва. Мне эта «культура» представляется храмом, над которым бесконечно и самоотверженно трудился Дух. И пусть немецкие гениальные снаряды разрушают реймсские соборы — в этом храме ни одна колонна не должна быть сдвинута с места, ни один фриз не должен быть разрушен, ни один Образ не смеет быть запятнан прикосновением кровавых рук.