Нефритовая Гуаньинь - Коллектив авторов

– Бессмертный Чжан занят делами и не мог встретить вас сам. Поэтому он приказал нам выйти навстречу.

Они провели гостя в беседку. На табличке у входа значилось: «Беседка бирюзового бамбука». Вот как о ней сказано в стихах:

Роща высоченного бамбука,

Буйный лес беседку окружают,

Их массив скрывает гор вершины,

Под листвою лестницы не видно.

Тихая беседка в легкой дымке,

Журавли курлычут,

Облака окутали долину,

Обезьяны плачут…

На столе было вино и чаши. Вокруг беседки виднелись раскидистые персиковые и абрикосовые деревья, росли необычайные травы и удивительные цветы. Прислужники в красных одеждах принялись есть и пить вместе с И-фаном. И-фан все хотел спросить, что за человек этот Чжан, но прислужники в красном беспрерывно потчевали его вином, и ему так и не удалось ничего узнать. Когда же угощение подошло к концу, прислужники в красном распрощались и удалились, попросивши Вэй И-фана немного подождать в Беседке бирюзового бамбука. Вэй И-фан ждал довольно долго; никто не показывался, и он спустился из беседки и двинулся наугад. Вскоре за цветами и деревьями он увидел дворец; оттуда доносились голоса. Вэй И-фан проделал дырочку в красном резном переплете, и вот что он увидел:

Пурпур перил и ступеней нефрит,

Стен многоцветье, величие залы.

Ширмы раскрыты, завесы раздвинуты,

Башенки парные вверх подымаются,

Буйно кустятся священные линчжи,

Всюду летают луани и фениксы,

Рядом стоят у бесценного дерева

Белый олень с обезьяною черною.

В облаке благословенных курений —

С девой Нефритовой отрок Златой.

Он увидел почтенного Чжана в пышном головном уборе, в туфлях, с мечом у пояса, с нефритовой дощечкой в руках; наряд его был подобен княжескому. Почтенный Чжан восседал на возвышении. По обеим сторонам возвышения выстроились прислужники в красном – не то духи, не то черти. Перед возвышением и позади него стояли духи в железных кандалах. Про одного – в лиловом халате, опоясанном золотым поясом, – доложили, что он был хранителем областного города и не сумел распорядиться должным образом, когда на окраине города появились тигры и волки. Про второго – в шлеме и в кольчуге – доложили, что он был горным божеством в одном уезде и что его подчиненные не принимали никаких мер, когда тигры и волки нападали на людей. Почтенный Чжан назначил каждому из них соответствующее наказание. Вэй И-фан, наблюдавший за всем этим, воскликнул невольно:

– Поразительно! Поразительно!

Чиновники, стоявшие у возвышения, услышали и послали в сад двух силачей в желтых повязках; те схватили Вэй И-фана, привели его и бросили перед возвышением. Чиновники доложили, что он выведал тайны Неба, знать каковые ему не подобает, а посему, безусловно, виновен. Вэй И-фан стал отбивать земные поклоны и каяться в преступлении. Бессмертный Чжан хотел что-то промолвить, как вдруг из-за ширмы появилась женщина в головном уборе из перьев феникса, в накидке цвета утренней зари, в шитых жемчугом туфлях и в длинной юбке. Это была не кто иная, как Вэнь-нюй, сестра И-фана. Опустившись на колени, она обратилась к почтенному Чжану:

– Разрешите мне напомнить, почтенный бессмертный, что перед вами – мой родной брат. Может быть, вы найдете возможным умерить свой гнев.

Почтенный Чжан отвечал:

– Вэй И-фан, ты мог бы тоже удостоиться бессмертия, не ударь ты меня тогда мечом. Я принял в рассуждение наше свойство и не почел твой проступок за вину. Но сегодня ты выведал, где находятся наши дворцы, и можешь разгласить тайны Неба. Только ради твоей сестры я дарую тебе жизнь. И еще дарю сто тысяч связок монет. Эти деньги ты получишь, когда представишь шапку, которую я сейчас тебе дам.

Почтенный Чжан встал и с достоинством удалился в другие покои. Немного погодя он вышел и вынес старую шапку из рогожи. Отдав шапку Вэй И-фану, он наказал ему отправляться в Янчжоу, отыскать у моста Кайминцяо господина Шэня, торговца лекарственными травами, и показать ему эту шапку.

– У бессмертных и смертных разные пути, – сказал Чжан. – Тебе нельзя здесь задерживаться.

И он велел пастушку, игравшему на флейте, посадить Вэя на хромого осла и вывезти его из селения. Когда они подъехали к берегу ручья, пастушок внезапно так толкнул Вэя, что тот кубарем скатился с осла. Когда Вэй опомнился, он увидел, что сидит на берегу потока. Он пошарил за пазухой и нащупал шапку. Вэй не знал, во сне ли ему все это привиделось или случилось на самом деле. Впрочем, ничего не оставалось, как спуститься с горы. С рогожной шапкою в руках он вернулся на постоялый двор, где накануне оставил вещи, и стал разыскивать своих слуг, однако их нигде не было. Наконец вышел хозяин и сказал:

– Двадцать лет назад чиновник по фамилии Вэй оставил здесь вещи, а сам отправился на гору Маошань и пропал. Двое его слуг не дождались хозяина и вернулись домой. Сегодня как раз двадцать лет с того дня, как он исчез: ведь сейчас идут годы «Дае», а именно – второй год правления суйского императора Ян-ди.

«Мне казалось, что все это было только вчера, а оказывается, целых двадцать лет прошло! – подумал Вэй И-фан. – Вернусь-ка я в уезд Люхэ, в управление императорскими конюшнями, и разыщу своих родителей».

И он простился с хозяином постоялого двора. Добравшись до Люхэ, он стал расспрашивать о своих родителях, однако все в один голос говорили, что двадцать лет назад в управлении императорских конюшен действительно служил советник Вэй, но однажды вся его семья – целых тринадцать человек – вознеслась на Небо. И показывали Беседку, выстроенную в память об этом событии, которая сохранилась до сих пор. Шел слух, что был в семье еще молодой господин, но он уехал и более не возвращался.

Выслушав все это, Вэй И-фан поднял лицо к небу и громко зарыдал. Двадцать лет пролетели для него единым днем, нет уже ни отца, ни матери, он остался один как перст, и негде ему приклонить голову. Он не знал, как жить дальше, и отправился к почтенному Шэню, чтобы получить у него сто тысяч связок монет.

Расставшись с уездом Люхэ, он после длительного путешествия прибыл в Янчжоу и разыскал мост Кайминцяо. Подле моста действительно оказалась лавка, в которой торговал лекарственными травами почтенный Шэнь. Подойдя к лавке, Вэй И-фан увидел старика:

Весь