У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - Альманах Российский колокол

– Если присмотреться – дед, – сказал Дима, – но они же слепые.

Я проглотил и это.

– А ты кем служишь? – мрачно посмотрел я на Диму.

– Ветеринаром, – улыбнулся тот.

– Собачьим доктором? – не поверил я.

– И кошачьим тоже, – поднял стакан Дима. – Но самый интересный случай произошёл у меня с жеребцом.

– Кастрировал?

– Не совсем. В калмыцкой степи подрались два жеребца, один другому разодрал зубами морду, а у меня никакого обезболивающего. Хорошо, вспомнил совет старого коновала.

– Какой?

– Велел табунщикам притащить бревно, повалили жеребца, пережали бревном сонную артерию, два человека сели на бревно с одной стороны, два с другой. Жеребец отключился, я зашил рану. И ничего, выжил.

«А он наш пьяница, – подумал я. – В такой ситуации про бревно далеко не каждый вспомнит».

Рене подал мне вскрытую раковину с устрицей.

– Не пронесёт? – посмотрел я на Диму.

Тот пожал плечами. Я вздохнул и съел устрицу. В моём возрасте ко многим вещам уже следует относиться философски. Дожил до деда, и слава Богу.

– Как думаешь, не умыкнут француза? – кивнул я на Рене, которого тискали девицы.

– У нас устриц нет, – хмыкнул Дима.

– Зато девицы!

– Либо устрицы, либо девицы, – твёрдо сказал ветеринар. – Хотя они друг на друга похожи.

Это была интересная мысль. Но тут на террасе показалась жена Рене, и я понял, что никуда француз не денется, будет до конца своих дней выращивать устриц и вспоминать русских туристов. А молодёжь возьмёт новый след и пойдёт по нему в неизвестность.

– Напишете об этом? – повёл рукой вокруг себя Дима.

– Обязательно, – сказал я. – Картина будет называться «Устрицы под Сетом», и её героями станут пленённые французы и русские.

– Как у Толстого? – засмеялся Дима.

– Как у него. Но и Толстой не вывел формулу эликсира жизни.

– Что за эликсир?

– Их устрицы смешать с нашими девицами, и бессмертие обеспечено.

Мы чокнулись стаканчиками. Красный шар солнца медленно опускался в тёмно-синие воды моря. На самом деле формул эликсира жизни было много, но здесь, под Сетом, актуальна была именно эта.

Геннадий Кузьминский

Кузьминский Геннадий Алексеевич родился и вырос в Ярославской области. Его родиной была обыкновенная русская деревня, затерявшаяся вдалеке от городов на широких просторах среди лесов, болот, полей и лугов.

Значительная часть его стихотворений посвящена родной природе, малой Родине, землякам. Его музой, без сомнения, является прекрасная девушка, женщина. Он восхищается её красотой, ценит и бережно относится к её чувствам, готов дарить ей свою любовь и нежность. В основе его прозаических произведений лежит трепетное отношение к семье, а также деревенская и морская тематика, поскольку о деревенской жизни и море он знает не понаслышке.

Коняга

Женька, пятилетний мальчишка, рос довольно болезненным. Ему не исполнился ещё и год, когда внезапно умер его отец. Перед началом войны он учился на тракториста и был призван в танковые войска. Участвовал в самых кровопролитных сражениях Великой Отечественной войны. Через полтора года после Победы вернулся в родную деревню с орденами и медалями, но весь израненный. Два ранения были тяжёлыми, с повреждением внутренних органов, они-то и свели его в могилу раньше положенного срока – можно сказать, в расцвете лет. Женька знал его только по фотографиям да медалям, что бережно хранила мама. А ещё он знал, что его отец был сильный, красивый и очень хороший. Отцовские ордена и медали были его любимыми игрушками, которые он подолгу рассматривал и перекладывал с места на место на столе или сидя на полу. Ему также нравился армейский кожаный ремень, которым мама часто его пугала, но так ни разу и не хлестнула. Он примерял его на свою талию и мечтал поскорее вырасти, чтобы подпоясаться, как дядя Саша, что жил в доме напротив.

В самом раннем детстве Женька перенёс несколько тяжёлых простудных или вирусных заболеваний, поэтому был худой и бледный. Глядя на него, некоторые недоброжелатели говорили:

– Умрёт мальчишка-то.

Мать возмущалась, отвечала:

– Типун вам на язык. Не умрёт, а поправится и вырастет хорошим, здоровым и умным, не то что ваши оболтусы.

Она очень любила своего сыночка, это был лучший ребёнок на всём белом свете. Когда он метался по постели «в жару» и что-то бредил, она тихо лила слёзы и молила Бога, чтобы он поправился. Можно сказать, силком заталкивала ему в рот еду и горькие таблетки, которые он никак не хотел глотать и плакал навзрыд. И назло всем он каждый раз выздоравливал. По натуре был довольно трусливый, боялся незнакомых людей и почти всех животных, кроме своего кота Рыжика. Если видел собаку, то прятался от неё на крыльцо и сквозь щель наблюдал, пережидал, когда убежит. Когда по деревне шло стадо коров, держался за бабушкину юбку и боялся отпустить, особенно страшными были быки. А если мать или бабушка начинали разговаривать с посторонними людьми, то ему казалось, что их вот-вот обидят, и, уцепившись за руку или подол, старался поскорее увести домой.

Но он каким-то невероятным способом подружился с лошадью, на которой ездил его сосед. Это был совершенно чёрный мерин, видимо, уже старый и поэтому спокойный и добродушный. Они познакомились случайно. Однажды, когда Женька с такими же, как он, мальчишками и девчонками около соседского дома играл в детские игры – салочки, прятки или царь горы, этот конь выхватил у него из рук булку. Женька сначала испугался, но, когда увидел, что конь протягивает к нему голову и, шевеля вытянутыми губами, просит ещё еды, перестал бояться и сходил домой за куском хлеба и принёс лошади. Мерин очень аккуратно, только губами, взял из рук хлеб и начал жевать, совсем как человек. Ему понравилось кормить лошадь, и он стал тайком от родных носить коню куски хлеба. Ему особенно нравилось, когда лошадь брала у него пищу с ладони. Конь делал это очень аккуратно, едва касаясь детской ручонки своими тёплыми и немного шершавыми губами. Женька не знал имя лошади и прозвал её Конягой.

Лошадь быстро поняла, что у неё нашёлся маленький кормилец, и, завидев Женьку, поворачивала в его сторону голову, подавала голос тихим ржанием. Женька стал переживать, когда, выйдя из дома, не видел у соседнего дома Конягу, и спрашивал у бабушки, почему у них нет лошади?

– А кто на ней работать будет и ухаживать за ней? Я не умею, а ты ещё маленький. Был бы отец, другое дело. Вот подрастёшь, будет и у тебя лошадь, – успокаивала она.

Он выходил на