У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - Альманах Российский колокол

улицу и подолгу смотрел на дорогу: не проедет ли сосед на запряжённой в сани лошади. И очень переживал, когда тот хлестал её кнутом, ему казалось, что это он не лошадь, а его хлещет по самому нутру. И думал, как бы ему отомстить соседу за лошадиные обиды. Сердце его сжималось от жалости и обиды, хотелось плакать. Он слышал разговоры взрослых, что «Лексей» очень плохой хозяин. Лошадь и другую домашнюю живность содержит кое-как, впроголодь. Лошадь кормит, чем попало, а то и совсем забудет покормить или напоить. Женьке казалось, что в доме соседа было так грязно, как ни у кого другого в деревне, и пахло так неприятно, что заходить в дом было противно. А его дочь Людка была не просто некрасивая, а страшная. Да и сам «Лексей» казался ему сморщенным, сгорбленным, противным старикашкой. Он думал, что летом обязательно залезет к нему в огород и всё там потопчет ногами, чтобы знал, как обижать лошадь. И чтобы как-то отомстить за обиды, нанесённые лошади, а значит, и ему, бросал в его куриц камнями и гонял их палкой при каждом удобном случае.

А уж когда сосед на его глазах и при других детях, собравшихся посмотреть, как «Лексей» наказывает лошадь, бил её, решил, как вырастет, обязательно изобьёт его самого, прямо около дома или где попадётся, или просто подстережёт. «Лексей» держал лошадь за уздечку и бил палкой по плечам. Лошадь вздымалась на дыбы и пятилась назад, а он всё бил и бил, до тех пор, пока на плечах лошади не появились кровавые рубцы. При этом ещё что-то говорил своим противным голосом. «Почему лошадь не раздавит его, – недоумевал он, – и почему его никто не остановит?» Женьке казалось, что конца этому не будет.

– Какой жестокий, – возмущался кто-то из взрослых, – а как же она после этого под хомутом ходить будет?

Женька прибежал домой, рассказал всё бабушке, та, как могла, его упокоила и пообещала пожаловаться на соседа бригадиру. А он тайком набрал в карманы хлеба и побежал кормить Конягу. Давал лошади по одному кусочку и сквозь слёзы, которые сами текли по его щекам, приговаривал, что скоро он вырастет и тогда покажет этому «Лексею». Из глаз лошади тоже текли слёзы.

– Не плачь, я тоже разрубил ногу топором, у меня зажило, – говорил Женька и с опаской гладил голову Коняги.

А через некоторое время Женька совершил очень отчаянный для него поступок. Он видел, как председатель колхоза проехал на лошади, запряжённой в возок, на ферму. Вышел на дорогу и стал ждать, когда тот поедет обратно. Ждать пришлось не очень долго. Когда на дороге показалась повозка, Женька замахал руками, как это делают взрослые, когда хотят остановить машину или повозку. Председатель остановился. Он знал, чей это ребёнок, и был готов выслушать. Женька, как мог, рассказал председателю про издевательства соседа над лошадью. Председатель пообещал разобраться и наказать «Лексея». Женька был доволен и почувствовал себя совсем большим и важным, коль с ним сам председатель разговаривал.

Но трагедия уже ждала его. Наступала весна, пригревало солнце, дни стали заметно длиннее, на припёках днём появлялись лужи, а с крыш свисали длинные прозрачные сосульки. Женька продолжал дружить с лошадью и старался скорее подрасти. Он часто становился к дверному косяку и замерял себя, делая ножом маленькие зарубки. Уж очень ему хотелось стать взрослым и чтобы у него была своя, самая лучшая в мире лошадь. На всех его рисунках присутствовала лошадь.

Взяв два куска хлеба, он выбежал на улицу и по скользкой тропинке, которая стала уже выше уровня снега, побежал к лошади. Ноги соскальзывали, и он то и дело падал. Он сразу заметил, что лошадь не запряжена в сани, а стоит с другой стороны дома, не там, где обычно. Она была привязана к столбу и стояла к Женьке задом. Когда он зашёл спереди, то увидел, что из груди лошади течёт струя крови, причём не стекает по телу и ногам, а льётся струёй. Женька онемел, он не знал, что делать, но понял: это «Лексей» зарезал лошадь. Он сунул в рот лошади хлеб, она взяла, но жевать не стала, и он выпал на кровавый снег.

Женька стоял и смотрел, то на струю крови, то лошади в глаза, то на протаявший от горячей крови снег, то просто по сторонам, и не знал, как заткнуть рану. Он удивлялся, почему лошадь не вырывается, не подаёт голоса, как свинья или курица, когда их режут, а спокойно стоит и умирает. Ему казалось, что он стоял очень долго. Потом тело лошади стало вздрагивать, а передние ноги подгибаться, Женька бросил в снег второй кусок хлеба и побежал домой, чтобы не видеть, как Коняга упадёт и будет умирать. Он не мог поверить, что такое может быть. Он забрался на печку, обнял кота Рыжика и сквозь рыдания твердил:

– Я убью его! Вот вырасту и убью! Я его в мешок посажу и в пруду утоплю! Я удавлю его! Я сделаю ножик и зарежу его, вот увидишь!

Рыжик всё понимал и не вырывался из объятий мальчишки. А он всё рыдал и рыдал, благо, в избе никого не было.

Александр Матвеев

Матвеев Александр Иванович – поэт, прозаик, переводчик, член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Автор поэтических книг «Буйный ветер парус гонит…», «Касалась муза щёк моих». Лауреат Международных фестивалей современной песни, Литературной премии им. Роберта Рождественского и др.

Если упасть в постель…

«Если упасть в постель, обнять подушку, укрывшись лёгким, но тёплым одеялом… и чтоб чистый зимний воздух в открытую форточку наполнял дом… и чтоб снился лёгкий морской бриз… лежать на волнах, покачиваться в такт с морем, вдыхая запахи солёного ветра. …Я желаю тебе и себе видеть сквозь редкие облака улыбающееся солнце в небе. Целую. К.».

Что это? Кто это? Как конверт оказался в его почтовом ящике? В наше время, когда Интернет господствует в мире и в нём столько программ для общения: «Фейсбук», «Инстраграм», «Ватсап», «Скайп»… Зачем опускать письма в почтовый ящик, когда можно моментально довести до адресата свой вопрос-запрос или просьбу и можно обмениваться мнениями по любому поводу и без повода? Да и ответ получишь немедленно, если тебе захотят отвечать. А с другой стороны – это так романтично и так таинственно! Андрей внимательно осмотрел конверт. Снежно-белая бумага, видимо,