Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Они сражались за Родину» - Альманах Российский колокол

танки, пушки. А тут ещё одна неприятность: мешочек протёрся, и соль тонкой струйкой стала сочиться на землю. Хорошо, идущий сзади мальчик вовремя заметил. Что делать? Ниток ни у кого не было, иголок тоже. Но Володя сообразил: перехватил торбочку таким образом, что дырка оказалась выше края содержимого мешочка.

Казалось, ни дороге не будет конца, ни этой иссушающей слабые детские тела жаре. Постоянно хотелось есть и пить. Соль каждый день прибавляла в весе, как молочный поросёнок, и до боли оттягивала плечо. Но теперь, когда до Клясова оставалось только несколько десятков километров, Володя ни в коем случае не мог бросить свой ценный груз. Иногда хотелось закинуть куда подальше эту тяжёлую ношу и зашагать налегке, но в такие минуты он представлял себе, как будет рада мама его подарку, ведь теперь они солью обеспечены не меньше чем на целый год! И ещё её можно менять на базаре на еду и одежду! Мальчик представлял себе, с какой гордостью мама будет рассказывать, что сын снабдил семью таким необходимым и дорогим продуктом.

В Клясов он и ещё двое оставшихся с ним после Бобруйска пацанов пришли к вечеру четвёртого дня. Сначала подумали, что в деревне никого нет, так безлюдно она выглядела. Но очень быстро люди, прослышав о появлении детей, стали выходить из домов. Их было даже больше, чем три месяца назад, – стали возвращаться из лесов местные. Мама выскочила ему навстречу и, охнув, заплакала от радости, обхватила сынишку руками и долго целовала его грязные, все в дорожной пыли, едва отросшие волосы. Она не могла говорить.

– Мама, я соль принёс, много, вон, посмотри в мешке.

– Да, молодец, – только и сказала она, смахнув слёзы, и продолжала обнимать его плечи своими исхудавшими руками с распухшими от тяжёлого труда жилами.

– А Липа где? – спросил он про старшую сестру.

– По воду пошла, скоро вернётся, – мать по-прежнему с трудом выдавливала из себя слова.

– Мама, смотри, сколько соли, нам надолго хватит!

– Конечно, конечно, ой, коток ты мой золотой! – Мать снова уже не сдерживала слёзы.

Через день они покинули Клясов, здесь их больше ничего не держало. Путь домой опять был неблизким, и почти всё время шли пешком. Но все дороги рано или поздно заканчиваются. Они добрались до своего городка, притащили туда и мешочек соли, которой так не хватало в оккупации. Им и теперь, как и в сорок первом году, когда сгорел их дом, пришлось мыкаться по чужим углам. Расплачиваться на первых порах рассчитывали дефицитной солью. Но когда мама предложила соль вместо оплаты, хозяин жилья в ответ хмыкнул и попросил чего-нибудь другого: денег, консервов или одёжки какой-нибудь.

Через неделю после освобождения в городе открылся первый магазин. Из еды там ничего не было, даже карточки населению ещё не успели раздать. И только с какой-то непонятной скоростью завезённая в город соль одиноко лежала на пустых полках.

Июнь 2017 года.

Лаптев Андрей

Родился на Украине, в г. Запорожье, 15 апреля 1976 года.

Занимался плаванием. Мастер спорта. Участвовал в международных соревнованиях.

В 1998 г. окончил Запорожский государственный университет, факультет «олимпийский и профессиональный спорт» по специальности «тренер по плаванию и учитель физкультуры».

В 2009 г. окончил Запорожский государственный университет (кафедра последипломного образования) по специальности «психология».

Первые стихи начал писать в 20 лет.

В 2003 г. выпустил свой первый сборник «Моя стихия». В 2009 г. переиздал сборник с дополнениями.

Печатался в некоторых газетах г. Запорожья и г. Киева (газета «2000»), а также в русскоязычной газете г. Афины.

Могила неизвестного солдата

Ценой немыслимых усилий,

Стеной безумных аномалий,

Холодных снов, огня и пыли

Они Отчизну отстояли.

Они собою ночь питали

И возрождались к новой битве –

Неумолимые, из стали,

Преображенные в молитве.

Земля дрожала под ногами,

Слезами таяли рассветы,

И небо резали кругами

Слова последние завета.

Теперь они в краю далеком

В ночной тиши считают звезды.

Там совесть льется сладким соком.

Там новый дом – стихия «Воздух».

И светлой памятью объяты,

Лежат они у края бездны –

Неоспоримые Солдаты

С печальным штампом: «Неизвестны».

Лесников Валентин

Родился в 1947 году, 30 мая, в городе с лирическим звучанием – Анжеро-Судженск Кемеровской области. С 18 лет живу в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Русский. Ныне – пенсионер. Образование высшее, окончил в 1977 году Ленинградский государственный университет, по специальности – геофизик. Большую часть жизни посвятил морю, побывал в около 100 странах мира, был во всех океанах и на всех континентах (кроме Антарктиды).

Стихи пишу с 6 лет и в последующем обращался к тому 1 периодически, и были небольшие публикации. Со временем выработался свой взгляд в отношении поэзии, где главным условием будет то, что поэтом может считаться тот, кто со своим словом мог быть впереди народа, а не позади него. То есть нужно писать стихи хорошо: красиво и свежо, оригинально и изыскано, неповторимо и неотразимо, чтобы приковывало внимание любого читателя.

Вместе с тем пишу картины (в основном портреты), играю на некоторых музыкальных инструментах и долгое время увлекался созданием гравитационного двигателя. Дома имеется библиотека, насчитывающая около 10 тысяч томов, среди которых сотни книг посвящены поэзии, и есть немало всяких коллекций со всего света, что превращает моё жилище в музей в миниатюре.

Кроме того, являюсь членом Русского географического общества. Имею несколько правительственных наград. Семья: жена и сын были в прошлом.

Блокада

Терзает душу монстр исторический,

Зловещей памятью над городом завис,

Оскал которого порой из-за кулис

Перенесёт в момент наш тот критический,

Что болью, скорбью, страхом отзывается.

С немалым подвигом отстаивались дни,

С проклятьем в адрес бушующей войны

И Ленинградской, что блокадой называется.

Голод, холод, с ржаной осьмушкой хлеба.

Вода в Неве, но слишком далека

И тяжела, что смотрится нелепо.

И в целом та беда безмерно велика.

Бомбёжки жуткие, идут и артобстрелы.

Жизнь и смерть отчаянно близки:

От ран там умер кто-то, здесь заживо сгорели,

И доходяга пал голодный у реки.

Укутанных в тряпьё, и дети